Кинрад тяжело вздохнул и провел пальцем по карте.
- Как видите, это кривая. Полет с Земли шел по сходной кривой, только выгнутой в противоположную сторону. Хвостовой фотообъектив сфокусирован по оси корабля. Пока мы были в нескольких тысячах миль от Земли, он был обращен в сторону Солнца, но чем дальше уходил корабль, тем больше отклонялась от этого направления его ось. Ко времени, когда мы пересекли орбиту Плутона, она указывала уже черт-те куда.
Всматриваясь в карту, Нильсен задумался, а потом спросил:
- Допустим, я вам поверю - сколько это может продлиться, самое большее?
- Я уже сказал - десять дней.
- Почти половина срока прошла. Подождем, пока не пройдет вторая.
- Спасибо! - с иронией сказал Кинрад.
- Тогда мы или убедимся, что видим Солнце, или назначим нового капитана и полетим к ближайшей звезде.
- Кому быть капитаном? Надо бросить жребий, - предложил стоявший сзади Бертелли. - Может, и мне удастся покомандовать кораблем!
- Сохрани нас бог! - воскликнул Марсден.
- Мы выберем того, кто подготовлен лучше остальных, - сказал Нильсен.
- Но ведь потому мы и выбрали Кинрада, - напомнил Бертелли.
- Возможно. А теперь выберем кого-нибудь другого.
- Тогда я настаиваю, чтобы рассмотрели и мою кандидатуру. Один дурак может все испортить не хуже другого.
- Ну, гусь свинье не товарищ, - поспешил сказать Нильсен, в глубине души чувствуя, что все его усилия Бертелли незаметно сводит на нет. - Вот когда вы двигаете ушами, тут мне за вами не угнаться.
Он посмотрел на остальных:
- Правильно я говорю?
Они закивали, улыбаясь.
Это не был триумф Нильсена. Это был триумф кого-то другого.
Просто потому, что они улыбались.
Вечером Бертелли устроил очередную пирушку. Поводом для нее опять послужил его день рождения. Каким-то образом он ухитрился отпраздновать за четыре года семь дней рождения - и почему-то никто не счел нужным их посчитать. Но лучше не перегибать палку, и на этот раз он объявил, что выдвигает на пост капитана свою кандидатуру и поэтому хочет снискать расположение избирателей - повод не хуже любого другого.
Они навели в столовой порядок, как делали уже раз двадцать. Раскупорили бутылку джина, разлили поровну, с угрюмой сосредоточенностью выпили. Арам, как всегда, принялся посвистывать, имитируя птичье пение, и получил обычную порцию вежливых аплодисментов. Марсден прочитал наизусть какие-то стишки о карих глазах маленькой нищенки. К тому времени, когда он кончил, Нильсен оттаял достаточно, чтобы пропеть своим глубоким, звучным басом две песни. На этот раз он обновил репертуар и был вознагражден громкими аплодисментами.
