— Не слишком ли много достоинств у этого молодого человека?! — усмехнулся тогда Арсланов.
— Не слишком. К вашему сведению, он блестяще образован. Не стал бы такой человек, как его преосвященство ишан Судур ибн Абдулла, держать при себе серость… да еще представлять как любимого ученика, — решительно пресек иронию Арсланова собеседник.
Курбан был высок ростом и строен, одет элегантно, поверх черного европейского костюма надевал халат из тонкого английского сукна, его голову украшала изящно закрученная белая чалма, придававшая лицу благородную бледность. Движения мягкие, спину он держал прямо, а чуть приподнятая голова, казалось, выражала холодную надменность.
Теперь, в красноармейской одежде, Курбан выделялся среди бойцов разве что ростом.
«Кто он, этот ишан?..» Курбан бросил на Арсланова недовольный взгляд. «Что это он заинтересовался хазратом? Да, был ишан… Мы разные люди. Он враг Советской власти, — в каком бы обличье ни находился…»
— Он мой… духовный наставник! — наконец сказал Курбан, исподлобья наблюдая за Алимджаном. — После смерти отца взял меня под свое покровительство. В Байсуне обучал в медресе. Потом, в Бухаре, поместил в медресе Кукельдаш, — продолжал Курбан перечислять скучным тоном. — Затем куда-то уехал и… бесследно исчез.
Арсланов почувствовал раздражение в голосе юноши.
— Что с тобой?
— Ничего! — резко сказал Курбан. — Сказано: я ученик его преосвященства ишана Судура!.. Он враг! Советской власти, красным, всем вам!
— Кто знает… — заговорил Арсланов примирительно и неопределенно. — Ты ведь отрекся от него, правильно? Вдруг и он стал понимать жизнь по-иному…
— Ну конечно! — охотно подхватил Курбан. — Кто старое помянет, тому глаз вон! Признаться, я обязан этому человеку, многим обязан, если не всем! — Он вдруг так ясно увидел перед собой ишана Судура… В белом халате и белой чалме. Его продолговатое, мясистое лицо с тяжелым подбородком. Глубоко сидящие грустные глаза… По-отечески полный любви взгляд. — Когда отец умер, этот человек пришел к нам выразить сочувствие. Я был дома один, теперь уж навсегда один, в плакал… — Показалось Арсланову, что юноша и сейчас всхлипнул. И неожиданно перешел с обычного «он» на уважительное «они»: — Явились они не одни, а с мужчинами — и было их человек пять-шесть… Увидев, в каком я оказался положении, они сказали, чтобы я пришел в Большое медресе. «С этого дня ты всегда будешь под моей защитой», — сказали они. Кем становится мальчик без матери и отца? Бродягой, нищим или вором. Какие уж тут мечты о Бухаре! Да… — И с вдохновением, видя, как внимательно слушает его Арсланов, продолжал: — Тогда-то они мне и рассказывали о дворцовых интригах и бекских кознях, о деспотизме и взяточничестве баев и чиновников. Иногда этот человек становился таким правдивым, способным давать фетву нечистым делам… Его боялся даже бек Байсуна! Да, нередко казий предоставлял ему право вершить суд. Ишан Судур был блестящим законоведом, знатоком и толкователем шариата! И еще — занимал должность главного мударриса в медресе!.. Ну, а если хотите знать, этого человека не только в Байсуне, но и на всем Юге уважали. Сейчас мы эту сторону называем Восточной Бухарой. Его преосвященство фактически являлся верховным правителем мусульман Восточной Бухары. У его имени тогда приставки «судур» не было. Судур — это звание! Специальное высшее духовное звание, присваиваемое эмиром. Его преосвященство как-то раз приехал в Бухару. Саид Алимхан вызвал его в Арк и в присутствии всех улемов, придворной знати повязал ему серебряный пояс судура! Пояс был широкий. Он надевал его по праздникам. Вот каким он был человеком! — И, словно извиняясь: — Я не восхваляю его…
