– Стоп! – кричу я. – Что ты делаешь?
Она косится на меня.
– Перешиваю, Элль.
– Ты же разрезаешь его!
– Чтобы перешить.
– Но…
Она вздыхает.
– Послушай, ты хочешь, чтобы он на тебе хорошо сидел, или нет? Я же сказала, нельзя ушить просто так, необходимо все распороть. Или останавливаемся и ты пытаешься выиграть на одной ностальгии, или дай мне это переделать и помочь тебе одержать победу.
Я раздумываю, перевожу взгляд с нее на китель. Может быть, она права. Сжав губы, киваю и позволяю разрезать аккуратные швы, которые мама сшивала годы назад. Я наблюдаю, как нитка за ниткой Сейдж распарывает историю моих родителей. А по телевизору идут начальные титры «Звездной россыпи».
В середине третьего эпизода с верха лестницы раздается хриплый голос:
– Сейдж! Ты внизу?
– Да, мама! – отвечает она.
Я слышу шаги вниз по лестнице, но ничего не говорю, поскольку заперта внутри кителя, а из меня торчит лес булавок. Я не могу подвинуться ни на дюйм.
На нижней ступеньке появляется седеющая женщина. Она так же сильно удивляется, увидев меня, как и я при виде нее, но потом тепло улыбается.
– А, Элль, верно?
– Да, мисс Грейвен.
– Пожалуйста, называй меня Винона. – Она протягивает руку. – Мама Сейдж.
– Думаю, она это и сама поняла, – Сейдж скрещивает руки на груди. – Тем более что это ты ее наняла.
– Она могла бы подумать, что я твоя сестра. – Мама Сейдж с шепотом наклоняется ко мне: – В барах меня все еще просят показать документ.
Сейдж закатывает глаза.
– Не давай ей раскрыть рот, – продолжает ее мама. – Она сентиментальная болтушка, несмотря на волосы и макияж.
– Мама, – стонет Сейдж, – хватит. Мы вообще-то заняты.
– Хорошо, хорошо. Элль, ты останешься на обед? – она криво улыбается. – Сегодня пшеничное мясо!
Я смотрю на часы и ругаюсь. Неужели уже 8:30? Я подскакиваю и быстро начинаю собирать костюм.
– Мне пора домой, извините. Я и так уже почти труп.
Сейдж машет рукой.
– Оставь костюм здесь. И аккуратно, у тебя из плеча по-прежнему торчат булавки!
Я роняю китель, засовываю уколотый палец в рот. Она терпеливо смотрит на меня.
– Я же предупреждала.
Я задумчиво смотрю на куртку.
– Здесь ему ничто не угрожает, солнышко, – смеется мама Сейдж. – Он в надежных руках.
Я киваю, беру пустую спортивную сумку.
– Хорошо.
Мы поднимаемся из подвала. Из кухни разносится сладкий аромат, от него у меня урчит в животе. В доме Виттимеров ничто никогда не пахло так же хорошо, как сегодня пшеничное мясо. Возможно, потому, что наши обеды я приправляю слезами по углеводам, которые мы никогда не едим.
