Он принял ее, спустившись в прихожую, прочитал адресованную ему записку, после которой его мрачное лицо просияло. Потом написал короткий ответ сам и с волнением передал девушке. И теперь, поздним мартовским вечером, нервно расхаживая по гостиной, освещенной четырьмя свечами, Гишар де Боже ждал гостя. Этот визит, к которому он готовился весь остаток дня, мог изменить всю его дальнейшую жизнь. Так казалось графу или так он страстно желал сам — теперь не имело значения.
Когда дворецкий доложил о госте, де Боже встрепенулся, и глаза его заблестели. Он вскинул руки и, как старого приятеля, долгожданного и самого дорогого, обнял Венсана де Брие. Рыцарь искренне прижал к себе молодого графа — как младшего брата или даже сына, встречи с которым тоже долго ждал.
— Ну, наконец-то! — воскликнул де Боже. — Я опасался, что с вами может что-то случиться. В городе так неспокойно по вечерам.
— Еще более неспокойно днем, — ответил де Брие.
— Простите, граф, я вас не понимаю…
— Слишком много глаз, — пояснил рыцарь. — Особенно теперь, после всех событий…
— Ах, да! Вы совершенно правы. Я до сих пор не могу прийти в себя!
— Необходимо иметь большое мужество, чтобы пережить все это, — сказал де Брие и добавил, глядя прямо в глаза молодому графу: — Надеюсь, у тебя его окажется достаточно?
— Мой дядя когда-то говорил мне: мало толку в мужестве, не подкрепленном высокой целью. Я верил дяде и понимал его стремление направить меня в нужное русло. Вы прекрасно знаете, дорогой граф, что дядя многие годы руководил мной и заменял отца.
— Да, знаю, — подтвердил де Брие. — Твой дядя был прекрасным человеком и примерным воином.
Де Боже благодарно кивнул и указал на стулья. Мужчины расположились возле камина лицом друг к другу. Камин слегка гудел, жадно втягивая в дымоход оранжевые языки пламени с синеватыми ободками. Поленья медленно умирали в нем, сипло потрескивая.
— Ваша милость, — заметно волнуясь, сказал де Боже, — я бесконечно рад нашей встрече, особенно теперь, когда нахожусь на распутье. Поверьте, я совершенно не знаю, что мне делать. До последнего дня я надеялся, что все обойдется, что старика де Моле помилуют, что Орден как-то продолжит существование… и вдруг эта необъяснимая жестокость короля… Семь лет назад я был еще слишком молод, но Великий магистр обещал лично посвятить меня в рыцари и принять в Орден, когда я достигну совершеннолетия. Увы, его вскоре арестовали, и рыцарем я не стал до сих пор, хотя душа моя — с вами.
