Тем временем палачи заложили проход к столбам тюками соломы, набросали поверх них связки хвороста, так что зрителям оставались видны только бюсты двух седоволосых мучеников. Вскоре эти тюки подожгли со всех сторон. Едким, тяжелым дымом заволокло столбы и фигуры, и пламя принялось за свою зловещую трапезу. Оно ослепительно полыхало, хищными языками поджаривая темное парижское небо, отвоевывая у темноты клочья освещенного пространства. Теперь это был единственный источник света во мраке ночи — света, отправляющего души во мрак.
Через несколько минут все было кончено…
2
Утро без настроения — это даже не катастрофа. Это особое состояние души, когда любой шорох может стать раздражителем, — не то что случайный телефонный звонок или голос на лестничной площадке. Это действительно особое состояние души, когда не только посторонний звук, но даже запах или пустяковый предмет, обнаруженный не на своем месте, — могут вызвать прилив таких эмоций, которые способны смести всех и всё на своем пути. И хорошо еще, что у одинокой женщины подобное состояние чаще всего проходит, оставаясь незамеченным для окружающих. Зная свои «возможности», одинокая женщина предпочитает оставаться дома — собственно, в одиночестве. Конечно, когда не нужно идти на работу.
Было воскресенье. И было именно такое утро. Не то что без настроения — оно было, это настроение, но какое! Накануне вечером в разгар любимой передачи «Что? Где? Когда?» тихо погас экран телевизора. Никого не мучил, а просто скончался в один момент — и все.
Ночь была наполнена отсутствием сна, столпотворением мыслей о никчемности всей жизни, стойким желанием снова закурить и отчаянной борьбой против собственного желания.
Она не курила уже два года. Мужественно продержалась почти семьсот пятьдесят дней — считала намеренно, отмечая в календарике. Для чего? Не ответила бы сама. Не рекорд ведь какой-то побить хотела. Когда бросала, не думала о рекордах. Просто поняла, что ее дети — старшеклассники — как-то с пренебрежением стали поглядывать в ее сторону. То ли от того, что вид у нее замороченный был, то ли — того хуже — от запаха дыма, от перегара табачного, въевшегося уже в одежду. И бросила. Сказала себе, дала установку — и бросила. Смогла.
…За окном разлаписто падал снег. Ложился на мокрый асфальт и таял. Прибавлял южному городу грязи. Может быть, и хотел задержаться, привнося в декабрь красоту, да никак не мог. Такая уж была зима. Из года в год повторялась. Но в окно смотреть было некогда, да и незачем. Нужно было срочно что-то предпринимать. Не хватало еще на новый год без телевизора остаться! Тогда вообще — хоть в петлю полезай.
