Ливия кивает:
— Мама говорит, что при объявлении правительственных контрактов на работы в городе джентльмены выстраиваются в очередь. Конечно, считается, будто с их стороны это жертва — «ради общего блага». Иногда, по словам мамы, в Лондон на выходные выезжают и дамы. Ради «благотворительности».
В ее голосе звучит презрение. Очевидно, лицемерие она ненавидит не меньше дыма.
— Но это же безумие, — настаивает Чарли. — Он выворачивает тебя наизнанку, этот город. Ты теряешь себя, становишься кем-то другим. Становишься злом.
— Именно так. Однако для многих зло имеет свою прелесть. Разумеется, никто не хочет доводить дело до полного перерождения или перечеркивать долгие годы воспитания чувств.
Негодование Ливии, кажется, можно потрогать руками. Томасу кажется, что она вот-вот задымит.
— К тому же устроить поездку в Лондон не так-то просто. Вот поэтому джентльмены изобрели менее рискованный и затруднительный способ вкусить порока.
— Грех длиной с сигарету! — Томас трясет головой от удивления и отвращения одновременно. — Значит, школа в самом деле действует на нас? Тебя забирают туда в одиннадцать лет, после каждой струйки дыма напротив твоего имени появляется черная метка, и к выпуску тебя вышколят так, что ты не сможешь быть собой. О, разумеется, порой ты дымишь, но это уже не дым, а просто икота. Даже если захочешь, больше не отыщешь в себе животное.
Он переводит взгляд с Ливии на Чарли и думает, что его другу школа не очень-то и нужна, он таким родился.
Насчет Ливии Томас не уверен.
— То есть леденцы уберегают от инфекции, а сигареты служат для развлечения, — продолжает он. — И дым уже в твоей власти! Значит, вот как они делают это, те джентльмены, о которых вы говорите? И леди. Что же побуждает их сделать перерыв в примерном поведении?
Теперь все внимание Ливии сосредоточено на нем. Вопрос Томаса ничуть ее не смущает:
— Желание соблазнить горничную. Или камердинера мужа.
— Или желание украсть, — добавляет Томас. — Или убить.
— Убить можно и без дыма, — шепчет Чарли. — Если это справедливое убийство.
Трудно сказать, что у него на уме, но таким несчастным он не выглядел, даже когда Томас объяснял ему, что дым — ложь; что он пришел к ним три столетия назад; что прошлое переписано теми, кто захватил власть. Чарли не хочет жить в мире, где грех — это спорт, которым развлекаются богачи.
— Не думаю, Чарли, — мягко возражает Томас. — Даже лондонский палач сначала задымил. — А вы что скажете, мисс Нэйлор?
