Макс попытался отогнать кошку, но та опять об него потерлась. Он вздохнул и нехотя наклонился, чтобы погладить пушистую приставаку. Будь он без перчаток, сразу почувствовал бы, что шкура животного была мокрой. Кое-где она присохла и слиплась в комки, поэтому Макс ощутил что-то неладное лишь на третьем поглаживании.
«В чем ты извалялась? — с брезгливостью подумал гость и вытер о бедро руку. Не то чтобы он испытал отвращение, но вляпаться в мокрое, липкое неизвестно что — было противно, пусть даже рука была в перчатке. — Бедняжка, хозяйка совсем о тебе не заботится, да?»
Желание исполнить то, зачем пришел — вернулось. Он аккуратно отодвинул кошку ногой и медленно вошел в столовую, та освещалась лишь светом фонаря за окном и мерцанием телевизора в гостиной.
«Сидит и пялится в ящик, вместо того, чтобы поухаживать за животным», — вот теперь он испытал полноценное отвращение, только не к кошке, а к ее хозяйке. Аккуратно, почти на цыпочках Макс пересек столовую и, спрятавшись за дверным косяком, заглянул в комнату. У противоположной стены, словно на пьедестале, на комоде стоял телевизор. Вдоль стены слева располагался сложенный диван, на котором кто-то лежал. Заметив на журнальном столике лекарства, Макс понял, что девушка больна. Вероятно, наглотавшись таблеток, она заснула. При простуде такое бывает. Многие лекарственные средства содержат снотворное, ведь каждый знает, что при ослабленном иммунитете сон — лучшее лекарство. Увиденное заставило Макса стушеваться, так как не вписывалось ни в один из проработанных им сценариев. Макс рисовал себе совсем другие картины этой встречи. Он представлял и крики, и ругань, и тихие надменные диалоги, в стиле фильмов про мафию. Но вот чего он представить себе не мог, так это ее тощее ослабленное болезнью спящее тело.
Снизу опять раздалось «мяу».
«Ну что ты от меня хочешь?» — хотел спросить он, но, кажется и так начал уже понимать. Миска в углу столовой была пуста, а хозяйка — больна. Макс стоял, прислонившись к стене и раздумывая, что же делать дальше. Имей он наклонности маньяка, возможно, ему приглянулась бы такая ситуация. Жертва почти беспомощна, все козыри у него. Но он шел сюда совсем не за этим.
Его начали мучить сомнения и вопросы. Действительно ли он хотел воплотить месть, которую в таких красках и с упоением рисовал ему Кишан? Смог бы он нажать на курок за ошибку, совершенную ею еще в молодости? Или было бы достаточно разговора, в котором девушку бы трясло от слез и раскаяния. Возымели бы эффект клятвы, что не было ни дня, когда бы она не сожалела о содеянном?
