Вместо того чтобы развернуться и выбежать в коридор, Джереми продолжал таращиться на Арчи и пытался заглушить руками звуки, доносившиеся до его ушей. Джереми всегда любил спорт, да и реакция у него была что надо, но если бы тренер видел его сейчас, он был бы крайне разочарован. Хладнокровный и быстрый Джереми спасовал в тот момент, когда это могло стоить ему жизни.
Когда, продолжая пятиться, он уткнулся спиной в закрытую дверь, до него вдруг дошло, что отступать больше некуда. Арчи уже ставил ноги на пол, в тот момент, когда Джереми устремил свой взгляд к упавшей трости. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь щелочки между персиковыми занавесками, прыгали на глазах рукоятки-кобры и отскакивали на стены солнечными зайчиками. Джереми мог бы распахнуть дверь и выскочить в тишину дома, оставив позади увиденное, но бросать трость ему совсем не хотелось.
Джереми снял кроссовку с ноги и прицелился. Через секунду та полетела прямо в лицо Арчи. Воспользовавшись секундной дезориентацией своего бывшего друга, Джереми метнулся к трости, лежавшей на полу, и молниеносно ухватил ее за металлический наконечник. Трость скользнула в руку и улеглась как влитая.
«Теперь беги, почему ты медлишь?» — спросил он себя, уже зная ответ. Почувствовав в руках тяжесть трости, как тяжесть оружия, он осознал, что не может этого сделать. Он не мог оставить лучшего друга в таком состоянии. Это не по-мужски, это неправильно. Если он уйдет, оставив Арчи бесконечно слоняться по комнате, это будет сниться ему в самых страшных ночных кошмарах.
«Арчи бы поступил так же».
Спустя мгновение он уже твердо стоял на ногах в боевой стойке. На нем не было одной кроссовки, а по рукам пробегала нервная дрожь, но он понимал, что это его долг. Что-то вроде негласного правила кодекса дружбы. Если твой друг стал зомби, ты обязан оказать ему непростую услугу.
Стена комнаты Арчи, увешенная плакатами рок-групп, раскрасилась бурыми пятнами. Портрет Стивена Тайлера, на котором тот кричал что-то в микрофон в свете софитов, принял большую часть разбитого мозга Арчи. Бурое пятно медленно поползло вниз, обволакивая глянцевую картинку.
Джереми закричал. Он не плакал, не рыдал, не ругался. Он просто кричал. Кричал что-то неразборчивое, возможно даже бессмысленное, и этот крик рвал ему горло.
Если бы два дня назад кто-нибудь случайно вошел в комнату и увидел эту картину, Джереми однозначно попал в тюрьму для душевнобольных преступников. Но тот, кто сейчас лежал на полу с кровавым месивом вместо головы, уже не был человеком, и Джереми прекрасно это понимал. Он никак не мог понять другого, что именно превратило его лучшего друга в ожившую гниющую куклу, и чем же он мог заслужить такое?
