— Ты же сам запретил ей говорить, — мягко напомнил Самантий.
Яханный фонарь троллю через огрово колено! Я с ними со всеми с ума сойду в этих пещерах!
— Тулвар, разрешаю ответить — один раз. Руки все еще на твоих плечах?
— Да, бесконечно отвратительный Фатик, чтобы ты сдох.
— Хорошо. Ты скажешь мне, если хотя бы одна рука уберется.
— Да, ужасный и мер…
— Больше ни слова. Молчи, Тулвар! Молчи, Крессинда! И улыбайтесь! Улыбка помогает.
Помогает не двинуться рассудком, следовало бы мне добавить.
— Я вам повинуюсь, мастер Фатик, — сказала гномша тихо. — Но только до Зала Оракула. Я давала слово.
Похоже, мой поступок оставил скверную зарубку у нее в памяти.
— Я не требую большего.
— Вы же слышали слова брата: чем ближе к магам, тем больше власти у них над шпионом!
— Я это знаю.
— Он может сделать что-то…
— Я знаю, Крессинда! Тот, кто уберет руки — может быть шпионом! Олник следит за всеми вами. Он даст знать, а Самантий не сплохует со своей сковородкой. Так ясно?
Гномша издала звук, похожий на всхрап норовистой кобылы, которую вдруг определили под хомут.
Мы двинулись вперед. Мы шли, а туман поднимался и густел на глазах.
Я попытался вспомнить, когда же начал слышать в Ридондо потусторонний шепот, и не смог. Кажется, когда туман полностью поглотил город. Таков уж у меня разум — не слишком восприимчивый к тонким материям и вибрациям.
Значит, есть еще время. Да, есть.
Вновь поперечный коридор. Беспокойная тень от светильника на стене. Тут я поймал себя на мысли, что в недрах горы удивительно тихо. То есть я прекрасно понимал, что каменная толща глушит любые звуки, но ощущения... Ощущения были таковы, что любое шевеление в Храме Оракула прекратилось, все и вся погрузились в тревожное ожидание. Осознав эту мысль, я даже замедлил шаги. Братец сказал с ухмылкой:
— Двигай, Фатик, дверь уже рядом, за этим поворотом. Пропущу тебя вперед, ты же с дамой, хе-хе, хы, го! Для тебя всегда открыто, входи!
Я прошел за поворот и увидел дверь — потертую, приземистую и широкую.
Черный вход в зал судьбы.
* * *
Я стою перед дверью в зал Оракула. Моей женщине осталось жить месяц. Моему миру — меньше года. Я все еще пешка в чужой игре. Был пешкой, и ею остался. Но, Гритт подери, я приложу все усилия, чтобы стать ферзем!
Дверь. Оракул. Час истины. Моя судьба.
Сейчас я открою дверь и войду.
* * *
Я пнул дверь без всякого почтения и вошел.
Мы вошли.
Мы все.
Дверь звучно захлопнулась, и тут же за моей спиной раздался странный шум. Не успел я оглянуться, как мою шею обожгло льдом топора — острая кромка оцарапала кожу сбоку, где проходит артерия.
