— Она учила тебя верить себе, так не подводи её, верь. Ты уже на пороге тайны, тебе осталось сделать один шаг, всего один. Прощай, Звёздочка, — сказал он.
— Нет, подождите, не уходите! Мне нужно о многом вас расспросить, мне нужна помощь, я не смогу сама, я не знаю как! Я прошу вас… прошу… — почти умоляла его Татьяна.
Но все её слова проваливались в пустоту. Его уже не было рядом.
«Почему он ушёл? Я так ничего и не поняла… Опять одни загадки, недомолвки и никакого просвета… Хотя, нет… нет, есть просвет. Бабушка, родненькая, ты дала мне знак, значит, я не одна, значит, есть надежда, что всё изменится, что мне помогут… Только я что-то должна сделать сама, я чувствую, что должна… Я должна встретиться с Валерой, он точно что-то знает. Только, что я ему скажу? Про свои бредовые приключения, страхи? Или про призрака, который общается с бабушкой и знает наши с ней тайны? Ну уж нет, про это я точно умолчу, ещё примет за сумасшедшую даже со своей врождённой толерантностью… Самой смешно, это модное словечко уже оскомину всем набило. А может, всё-таки сказать, может, поймёт?.. Не знаю, на месте поглядим, всё на месте».
Они встретились во второй половине дня на набережной недалеко от Дворца культуры, где проходила выставка Полянского. После обмена приветствиями, Валера сразу же высказал нетерпение:
— Тань, не томи, рассказывай, я всё ночь как на иголках провёл, всё прокатывал, что с тобой могло произойти.
Татьяна вздохнула, не отводя от него взгляда:
— Валера, я расскажу, только дай слово, что не будешь смеяться, и что всё это останется между нами.
— Танюша, да я готов тебе десять честных слов дать, ты же меня знаешь, я адекватно отношусь к таким вещам и не проболтаюсь. Верь мне.
— Хорошо, Валера, поверю, мне и самой нужно выговориться…
В это время нижняя набережная реки была не очень оживлённой, им бы никто не помешал и Татьяна решилась:
— Валера, только прошу, не перебивай и все вопросы потом, а то мне трудно будет сосредоточиться.
— Всё, Тань, я навострил уши и нем как рыба.
Татьяна начала рассказ о своих странных похождениях или видениях, стараясь не упустить даже малейшей детали, но в её обстоятельный монолог иногда всё же врывались эмоциональные нотки. Слишком уж велико оказалось потрясение от пережитого прошлым вечером.
Когда она закончила, Полянский смешно сморщил лицо, молча прошёлся к реке, вернулся обратно и только после этого произнёс:
— Прав был этот странный господин, с картиной что-то не так, с ней что-то происходит после заката солнца… И вообще, мне кажется, я влез не в свои ворота… я запустил какие-то скрытые механизмы, а теперь всё происходит уже без моей воли, что-то нехорошее происходит… и я не знаю, что с этим делать… Хоть убей — не знаю!
