Павел Кривоносов второй день временно замещал лагерного следователя, заболевшего воспалением легких и отправленного в больницу. И замещал не случайно, а потому, что в личном деле его отмечен факт работы следователем. И вот он сидит в кабинете следователя и приводит в порядок бумаги: следственные дела, распоряжения, рапорта, прошения. Павел был аккуратистом, это шло от отца, у того — от работы на железной дороге, где без аккуратности нельзя. А у заболевшего следователя бумаги содержались в беспорядке, картотека свалена в кучу, ни одно дело не оформлено как положено, и не доведено до конца.
Второй день Павел разбирает бумаги, вникает в их суть, доискиваясь смысла в невозможных каракулях, в которых не сразу поймешь, о чем речь и к какому делу они относятся. Были здесь дела о симуляции болезней, о членовредительстве, о порче государственного имущества, об антисоветской пропаганде, о попытках к побегу, воровстве, убийствах, половых извращениях, изнасилованиях, приписках — то есть все то же, что и на воле, с той лишь разницей, что преступление совершалось на ограниченном пространстве, среди исключительно мужского населения, но от этого оно не переставало быть преступлением, а разоблачить преступников оказывалось подчас труднее, чем на воле.
К концу второго дня Павел взял из кучи бумаг в руки тоненькую папку с делом об обвале в штреке рудника номер четыре и о гибели одиннадцати человек бригады номер девятнадцать, которой руководил С. С. Плошкин.
Павел, как и все в зоне, слышал об этом деле: а именно, что бригада Плошкина не вышла из штрека по окончании смены, что туда пошел десятник и обнаружил завал, что сразу же было вызвано рудничное начальство, составлен акт — то есть сделано все, что положено в таких случаях, а на другой день начали расчистку завала.
Сам Кривоносов не имел к этому делу отношения: его взвод нес караульную службу внутри лагеря, зэков на работы не сопровождал и там их не охранял.
С тех пор миновала неделя, расчистку завала прекратили по причине еще двух обвалов и гибели еще пяти человек. Но главное — по причине полной бесполезности расчистки по каким-то там ученым соображениям.
Читая сейчас акты и допросы прораба, десятников — тоже из заключенных, и тех из бригады Плошкина, кто работал на откатке породы и не попал под обвал, Кривоносов обратил внимание на незначительный, казалось бы, факт: на третий день после обвала на выходе из штрека, чуть в стороне, в куче всякого хлама были найдены два светильника с номерами членов плошкинской бригады, которые считались либо погребенными под обвалом, либо оставшимися в глубине рудника по ту сторону обвала.
