Я перевела дыхание и, поскольку Касинель не перебивал, продолжила:
– Возвращаясь к имени, родители долго спорили, как меня назвать, перебрали сотни вариантов в поисках звучного и оригинального, который определит всю мою будущность, а когда я родилась и впервые открыла глаза, папа сказал, что они у меня не как у всех младенцев, а удивительные: янтарные, цвета виски. Не успевшая оправиться после наркоза мама пришла в восторг от его находчивости, и так меня и записали. А полтора года назад их обоих унёс торнадо по пути сюда вместе с автомобилем. В новостях сообщили, что случилась какая-то природная аномалия, затронувшая единственный участок шоссе – тот, по которому они ехали. Другие водители подтвердили, что зрелище было просто фантастическим. Да, знаю, полный отстой, – я пнула с дороги мятую коробку из-под сигарет. – У всех родители как родители: врачи, бухгалтеры, продавцы, учителя или, на крайняк, художники, как отец Чезаре, а у меня – унесённые ураганом хиппи. Я вообще везучая.
Охотник слушал очень внимательно, хотя, судя по набегавшим на лоб облачкам, понимал далеко не всё.
– Проясни одну вещь…
– Да?
– Чем твои родители занимались на этих самых фестивалях?
– Ну как… пели, пили, танцевали, медитировали, обсуждали фундаментальные вопросы воспитания подрастающего поколения и курили травку, чтобы сделать всех в мире счастливыми.
– Всех в мире? – Касинель остановился в задумчивости. – Скажи, Виски, а тебя они сделали счастливой?
Так, кажется, на сегодня лимит философских откровений исчерпан.
– Какой-то ты слишком мудрый, – покосилась я на него. – Тебе вообще сколько лет?
– Шесть веков назад было двадцать три.
– Неужели? – удивилась я. – Выглядишь старше. И надо запомнить фишку с возрастом: когда стану, как бабуля, буду говорить, что мне семнадцать без полувека.
– А ты, значит, до трёх лет не носила одежду?
– Пошляк, – засмеялась я и кинула в него ягодой с куста. – Это единственное, что ты запомнил из всего моего рассказа?
Кас машинально вскинул руку в защитном жесте – ту самую, что держала стакан, – и молочный коктейль эпично выплеснулся ему на лицо и рубашку.
Ой, ничего себе ягодку кинула…
Я и не подозревала, что в стакане так много оставалось.
– Нет, ещё запомнил, что у тебя дивные глаза, – невозмутимо сообщил он, стирая ладонью с лица сладкую жижу. – Хотя их я и сам рассмотрел ещё в первую встречу.
Секунд пять я крепилась, потом хрюкнула и наконец расхохоталась, почему-то зная, что он не обидится.
