— Сергей Сергеевич, — снова заговорил Горохов, но Крупина заметила, что от волнения он слегка заикается. — Я понимаю ваше беспокойство, но поверьте, что Чижова для меня вовсе не материал для диссертации. Честное слово, я не об этом думаю. То есть думаю, конечно, но…
— Слушайте, — прервал Кулагин, обращаясь теперь уже к Крупиной, — а что, если эту Чижову перевести в клинику Архипова? Я убежден, что он даже рад будет.
— Не знаю, Сергей Сергеевич, — сказала Крупина и добавила: — Может, Архипов и взял бы Чижову, но она-то сама спит и видит только вас. Ее сестра вас еще по фронту знает. Специально из Москвы привезла.
— Как фамилия сестры?
— Марчук.
Кулагин задумался, попыхивая папиросой и уже не следя за кольцами дыма, медленно уплывающими к высокому потолку. Потом, посмотрев все же им вслед, поймал себя на мысли: «Да, только в этих старинных зданиях и вспоминаешь, что в человеческом жилье важна не одна площадь, но и кубатура».
В дверь постучали. Кулагин улыбнулся вошедшему так, словно именно его и ждал. А может, он и в самом деле рад был сейчас кому угодно, лишь бы отделаться от Горохова.
Федор Григорьевич, разом сникший, осторожно держа двумя руками пепельницу, понес ее за дверь к стоявшей в коридоре фаянсовой урне, вернулся и снова сел в кресло.
— О, товарищ Невский! Здравствуйте, здравствуйте, товарищ генеральный секретарь комсомола! — сердечно пожимая руку юноши, говорил Кулагин. — Садитесь, садитесь, прошу вас. Нет, нет, вы нам нисколько не помешали, у нас разговор долгий. Вы насчет супруги? Не забыл. Отлично помню и уже все устроил. — Быстро написав крупным размашистым почерком несколько слов, он передал Невскому листок из блокнота с собственным грифом. — С этой запиской — завтра в роддом, часам к десяти. Понадобится — не стесняйтесь, заходите. Я все-таки сам муж и отец и хоть давно, но все это испытал! Мечтаете, конечно, о сыне? Всего хорошего! — Обняв смущенного секретаря за плечи, он сам проводил его до дверей и, смеясь, крикнул вдогонку: — На крестины не забудьте позвать!
Когда Кулагин повернулся к Крупиной и Горохову, он выглядел веселым, добродушным, ничуть не утомленным долгим разговором, который не впервые — теперь Крупиной это было ясно — вели они с Федором и который конечно же обоим стоил нервов.
А на Горохова сейчас было жалко смотреть. Он вынул было вконец отощавшую и измятую пачку «Беломора», но, взглянув на часы, не стал закуривать.
— Слушайте, новатор! — неожиданно весело обратился к нему Кулагин. — А больная-то ваша согласна? А?
