- Посмотрите, - тихо сказал профессор, - вон там, видите?
Густая трава колебалась: в ней двигалось что-то большое. Мы осторожно нагоняли его. Ближе… Ближе… Вот показалось -длинное извивающееся чешуйчатое тело огромной змеи. Плоская голова, а у самой головы - маленькие слабо развитые ноги! Пресмыкающееся, извиваясь, ползло по земле. Профессор достал фонарик и направил на эту гадину яркий тонкий луч. Чудовище остановилось. Медленно-медленно поворачивало оно голову в нашу сторону. Вот оно уставилось на нас тупым невидящим взглядом. Тонкий лучик скользнул по его голове и яркой искрой вспыхнул в его глазах, глубоко посаженных под квадратными щитками. Чудовище резко отдернуло голову. Изо рта высунулся длинный раздвоенный язык. И вдруг оно стремительно бросилось в нашу сторону. Это было так неожиданно, что я вскрикнул и откинувшись на спинку кресла, выбросил вперед руки. Но страшный враг исчез. На экране была лишь трава.
- Уф, - вырвалось у меня с облегчением, - что если бы оно проскочило сюда!
- Да, не очень приятно, - сказал Воробьев, - но, к счастью, между нами стоит непреодолимая преграда времени. Миллионы и миллионы лет!
- Как это интересно! - продолжал он, спустя ми-нуту, - подумайте только, мы можем вести активное наблюдение! Мы можем ставить смелый эксперимент, не подвергаясь опасности!
- Но, Виктор Григорьевич, кто знает, какие неожиданности готовит ваш аппарат. Я что-то не очень уверен, что все это совершенно безопасно! Я бы гораздо спокойнее чувствовал себя, если б между нами и экраном была толстая решетка.
- Нет, нет! Уверяю, опасности тут никакой! Помните, я говорил, что такая материальная система, как животный организм, может существовать лишь в очень узких рамках времени. А вот свет - другое дело! Мы видим свет, отраженный миллионы лет назад. Стало быть и обитатели того времени видят свет отраженный нами!
- Непонятно! В нашем распоряжении прибор. А у них?…
- Совершенно верно. - улыбнулся профессор, - они до этого еще не додумались. Но дело, видимо, не в приборе… Он - принадлежность нашего времени. Дело не в конкретно-материальной части прибора, а в той сложной системе явлений, которую он порождает. Вот она-то, очевидно, и имеет место на границе разных, весьма далеких времен.
- Как это трудно постижимо!
- Согласен. И, знаете, особенно потому, что это ломает наши привычные представления о природе вещей и явлений, выходит за рамки нашего способа мыслить.
Воробьев взглянул на часы.
