— вежливо поинтересовался американец, когда Иван вернулся ко всем в гостиную.
Поймав себя на мысли, что английский язык в Москве звучит как-то слишком правильно, как у дикторов радио, Иван ответил, что дома в России он давно не был, Лондон всех приковывал к себе какими-то невидимыми цепями, и зачем-то добавил, что приезжал в Москву гораздо реже, чем принято ожидать от человека, который жить не может без родины.
— Hey, you speak very good English![3] — восторженно всплеснул руками американец.
Иван, всё еще с трудом преодолевая языковой барьер, ответил:
— I don’t think so…[4]
— I’d like to speak Russian like that. Come on, don’t be modest… We did speak German, French and Spanish at home though. With Russian it feels like to speak the three at once… Which part of London are you staying in?[5] — Ласло Грабе смотрел на него в упор и улыбался.
— Kilburn.[6]
Грабе одобрительно закивал.
— Я ему говорил, но он забыл, — по-русски вставил Николай.
— London is my second home. I spent all my teenage years there. We lived in Holland Park… What times that was! What a laugh we had! Ah, yeah! beautiful girls! British girls, when they’re not plain, which is rare, they can be beautiful, you know. They can take your breath away! Don’t you think?[7]
Иван пространно закивал, соглашаясь то ли со сказанным, то ли с предложением брата выпить за компанию виски со льдом.
— За энглиски джентчин! — неожиданно провозгласил по-русски Ласло и поднял свой стакан, чтобы чокнуться сначала с Иваном, а потом и с Николаем.
Домработница внесла поднос с закусками. Выложила на блюдце оливки, пододвинула ближе тосты с зернистой икрой и, налив белого вина Нине, которая с ногами забралась в огромное кресло, листала журнал и наблюдала за мужчинами, тихо удалилась, не забыв притворить за собой двери.
— Что у нас сегодня на ужин? — полюбопытствовал Николай.
— Рыба… Рыбный день сегодня, — сказала Нина, испытующе глядя на брата мужа. — Вань, ты к стерляди как относишься? А то, может быть…
— Хорошо отношусь, — заверил Иван.
— А ты, Лося? Рыбу ты, по-моему, не очень любишь? — спросила Нина американца по-русски.
Тот непонимающе улыбался.
— Ry… ba?
— Le poisson! — по-французски подсказала Нина. — T’aimes le poisson?[8]
— Si! bien sûr![9] — Ласло с воодушевлением закивал.
— Только я не могу тебе сказать, как стерлядь будет по-французски… — Нина перевела взгляд на мужа, затем на Ивана. — Стер-лядь! Андэстэнд? — Наманикюренными пальцами она изобразила заостренный рыбий носик.
