По ходу того, как Грав излагал свои доводы, немного перегружая факты многословием, Петр не отрывал глаз от пола, с чем-то заранее не соглашался. На лице Дюваля тоже время от времени каменела какая-то жилка. Он пытался скрыть зевоту, отчего глаза его немного выпучивались, придавая лицу нездоровый рассеянный вид.
Бротте привык пропускать дискуссии на общие темы мимо ушей и тем самым проявлял дальновидность. Перемалывать из пустого в порожнее — это может длиться часами. Куда важнее в таких случаях итоги, выводы, реальное руководство к действиям. Ничего конкретного никто опять не предлагал.
— Мы не можем разойтись без решения, — подытожил Петр дискуссию. — Гаспар не против… я уже говорил об этом… взять всё на себя. Но во-первых, я считаю это свинством. И даже не хочу говорить на эту тему. А во-вторых… Я уверен, что нет причин впадать в крайности. Зачем всех впутывать? Размер выплат по кредитам, да ведь смешно… — Не договорив, Петр отгородился от присутствующих пятернями.
— Я согласен с этой точкой зрения, — неожиданно произнес Калленборн, опять удивляя своей реакцией. — Пока не будет полной ясности, лучше взять долги на себя. Это ведь небольшие деньги.
Грав, сутулясь, вышагивал по комнате. Все молчали.
— Я всё подсчитал. На первое время нужно около десяти тысяч франков в месяц, — сказал Вертягин. — Если мы не договоримся об этом сейчас, я буду выплачивать эту сумму сам, из своего кармана. Вот что я решил. Так что решайте и вы.
— Да при чем тут твой карман?! О чем бы говоришь? — вспылил Грав; развернувшись к компаньонам, он ждал от них поддержки, но все молчали. — Опять все как воды в рот набрали? Жорж, ты-то почему молчишь? У тебя такой вид…
Едва пошевелив зрачками, Дюваль задумчиво уставился в пол, он не знал, куда деваться. Бротте отвесил кивок, ни да ни нет, из благовоспитанности не решаясь встать на чью-либо сторону. Но голос его как правило не имел никакого веса…
Однажды вечером, уже позднее, обсуждая в Гарне с Мартой всё ту же тему, когда он в который раз утопал в своих раздумьях, Марта, уже по привычке, принялась его урезонивать его же собственными доводами: Фон Ломов, мол, не тот человек, с которым может произойти такая история.
В этом была доля истины. Однако Петр никак не мог упростить эту мысль, очистить ее в себе от непонятного налета. Что именно так мешало смириться с простой констатацией? Для полноты картины недоставало какой-то небольшой, но очень важной детали.
