В январе Петр ездил в город редко. Если что-то и заставляло его бывать в Москве, то он уезжал с утра пораньше и возвращался засветло, то есть практически в послеобеденное время, так как дни стали совсем короткими. Уехав как-то по своим паспортным делам — был канун православного Рождества, — он застрял непонятно где до самой ночи.
Волнуясь, я бродил по дому. Потом оделся и вышел чистить дорожку, хотя бы от ворот к крыльцу. За окном валил сильный снег. Вдали прогремела последняя электричка. Было около двух часов ночи.
До Лесного Городка теперь можно было добраться только на машине. Но кто ночью, да еще в такой снег, поедет из города в дачную глухомань? Минут через десять за воротами, однако, послышался скрип шагов по снегу.
На Киевском вокзале никто из частников, как я и предполагал, не захотел тащиться за город, и Петру пришлось дожидаться последнего поезда. В вагонах почти не было отопления, и он продрог до костей.
Спать нам не хотелось. Он заварил чай. Но вместо чая предложил выпить по рюмашке. Сходив за бутылкой на улицу — он любил припасать бутылку водки в снегу на морозе, прямо под крыльцом, — он сел за стол и произнес:
— Сегодня состоялся заключительный акт.
— Тебе визу не продлили?
Он действительно успел побывать в отделе виз. Принявший его сотрудник — знакомого на месте не оказалась, — вернул ему паспорт без визы, пожурив за нарушение паспортного режима. В ОВИРе было известно, что Петр жил не у жены, не по тому адресу, который указывал в документах. Единственный выход на будущее — оформление вида на жительства. Так ему посоветовали. Но для этого ему необходимо было вернуться домой во Францию и делать запрос из Парижа.
— Это не самое страшное, — сказал Петр. — Я виделся с Василием Петровичем.
— Опять?!
— Он позвонил, хотел побеседовать. Для этого я и ездил. Виза… Это уже потом стало ясно.
— Отказаться ты постеснялся… — упрекнул я.
— Я предпочитаю брать быка за рога.
— За рога берут тебя.
Он усмехнулся и стал рассказывать подробности:
— Я не понимаю, всерьез или так, но сегодня мы говорили обо всех подряд… Они всех вас знают наперечет. Ты в списке. И знаешь, как тебя там называют? Вечным дачником.
— Простить не могут… за дядю, который смылся. Но это не ново, — сказал я.
— Да нет, их вроде другое злит. Ты через Грэмма рукописи переправлял? Было такое?.. Он их почтой с главпочтамта, что ли, посылал?.. Надо же быть такой бестолочью! — выругался Вертягин, имея в виду не то Грэмма, не то меня. — На твоем месте я бы не обольщался такой дружбой. Грэмм, чтобы ты знал, любит две вещи — себя и свое благополучие. Он запасается клубникой на зиму. Покупает ее летом на базаре и держит в морозильнике всю зиму… не знал об этом?
