Когда через день после встречи Вертягин позвонил ей в кабинет, чтобы уточнить, в каком виде и на какой счет он должен оформить перевод обещанной суммы, Вельмонт в очередной раз осознала, что запуталась, и в себе, и в людях. Сколько угодно можно докапываться до сокровенной сути в человеке и ублажать себя иллюзией, что этим можно чего-то добиться, но предсказывать поступки людей в большинстве случаев невозможно. Ей это было не под силу. Разбиралась ли она в людях вообще?
— Может, не стоит пороть горячку? — попыталась она удержать Вертягина.
Вертягин выдержал паузу и заметил:
— Да нет никакой горячки. Мы же договорились.
— Что же… По поводу счета… У меня нет под рукой реквизитов. Я могу вам перезвонить через полчаса?
— Да, конечно. Но лучше вечером… Я не прошу у вас объяснений, куда и на что пойдет эта сумма, — добавил он. — Но я могу рассчитывать на подтверждение? Что сумма получена. Просто для бухгалтерии…
— Я попрошу, чтобы вам выслали квитанцию и всё остальное. Я вам говорила, что вы сможете списать эту сумму из налоговой декларации?
— Буду иметь в виду.
— Хорошо. Куда вам звонить, в кабинет или домой?
— Домой. Мой домашний телефон у вас остался?
Вельмонт замешкалась, и, прежде чем они распрощались, Петр вновь продиктовал ей все номера телефонов, по которым его можно было застать.
На званый воскресный обед, устраиваемый Шарлоттой Вельмонт у себя дома, несмотря на возобновленное через пару дней приглашение, Петр так и не поехал. Хотя бы в этой, еще новой для него ситуации ему хотелось избежать недоразумений и особенно фальши в отношениях…
Среди недели Вельмонт позвонила ему вновь, чтобы сообщить о получении денежного перевода. Ее известили о том, что он сделал перевод не в двадцать и не в тридцать, а в сорок тысяч франков. Поблагодарив за пожертвование — на ее взгляд, щедрое, — она предлагала договориться поточнее о дне, когда они смогли бы поехать вместе в дом престарелых, о котором она говорила за ужином на Елисейских Полях. И они условились о встрече на ближайший понедельник…
К шести часам Петр заехал за Вельмонт к парку Бютт-Шомон, и оттуда меньше чем за час они добрались в западный пригород Сен-Клу.
С улиц тихого, зеленого квартала, застроенного частными домами, открывался хороший вид на город. Воздух казался здесь чище, чем в городе. Как и в Гарне, здесь уже чувствовалась осень. Сады за оградами успели пожелтеть. И даже цвет зданий и тротуаров, по которым стелился мягкий солнечный свет, имел иной, чем в городе, более золотистый оттенок.
