Иллюзия разобщенности | страница 20



Дождь говорит все, что мы не можем друг другу сказать. Это древний звук, вызвавший к жизни весь мир, но он так долго падал в пустоту.

Тишина после него всегда громче. Птицы свистят на нижних ветках, связывая свои желания узелками. Я представляю себе птичьи сердца и чувствую одно в ладони, словно горячее семечко.


Мне уже двадцать семь, но мама до сих пор приносит цветы в мою комнату. Она ставит их в тяжелую вазу у меня на комоде, рядом с пластмассовой моделью бомбардировщика В-24, на котором мой дедушка Джон летал во время Второй мировой.

Запах цветов витает в воздухе несколько дней, словно ждет ответа.

Сегодня у меня свидание, для нашего дома это важная новость. За мной заедут в шесть, но мне кажется, что мы уже вместе, я тихо сижу в его теплом пикапе.

Радио включено, но чуть слышно.

Мы где-то в Сагапонаке, или он доехал до Саутгемптона. На пляже слишком холодно, поэтому мы сидим на парковке и разговариваем.

Он хочет понять, как это — быть слепой.

Я признаюсь в том, что окно для меня гладкое и прохладное, но стекло — что-то прекрасное и неведомое.

Прошу рассказать мне о звездах, но на самом деле хочу, чтобы меня поцеловали.

Зимними вечерами здесь так тихо.

Воздух пахнет дровяным дымом и морской водой. Кафе «Золотая Груша» в ранний час заполняют банкиры, ушедшие на пенсию, и когда-то знаменитые художники, в одиночестве листающие у окна страницы утра.

Люди в основном помнят Хэмптонс как непрерывное лето. Там жара, сэндвичи и смех, там потерянные на пляже вещи.

Летом я сплю с открытыми окнами. Ночь держит мое тело во рту.

В этой второй тьме мое желание отлетает в мир закрытых глаз.

Сны разбиваются об утренние скалы.

Летом здесь не протолкнуться от бездельников. Пляжи всегда битком — кроме раннего утра, когда тут в основном собаки и одиночки.

Я хожу в пляжный клуб Ист-Хэмптонс с детства. Я все здесь знаю, меня не нужно водить за руку. А еще здесь я научилась плавать.

Иногда на скамейках перед рестораном сидят, глядя на море, старики. Когда я прохожу, они ерзают.


Моему чудаковатому дедушке Джону за девяносто. Он родился на Лонг-Айленде, но живет в особняке в Англии. Бабушка Харриет умерла несколько лет назад. Он придумал для них надгробие со стихами:

Здесь лежат

Харриет и Джон Брэй


Х.Б. Родилась в 1920, в Коннектикуте, США

Умерла в 2003, в Восточном Сассексе

Д.Б. Родился в 1923, на Лонг-Айленде, США

Умер в 20, в Восточном Сассексе


Когда всего темней, земля хранит

рожденья летнего зерно.

Дух человека — светоч, что горит