МТ: Джаз в этом смысле был возможен.
ИК: Это зависит от того, насколько полноценна форма. Форма, которая неполноценна без воспринимающего, незамкнутая форма как рок-н-ролл, обязательно требует встречной энергии, чтобы замкнулось энергетическое кольцо. Рукописи не горят, а магнитозаписи стираются. Рок-н-роллу нечего пережевывать. У него нет воспоминания о былых старческих победах, коими можно долго развлекаться и тешиться. В нем не развиты возможности внутрирефлекторных жанров. Когда в нем прекратился творческий процесс, прекратилось все.
ИС: В начале 1980-х слушали и записывали на магнитофон, хотя доступность западной продукции тогда и сейчас одинаковы. А теперь все снова слушают Запад.
ИК: Дальше начинается эстетический анализ, который связан с тем, что свой эстетический язык, несмотря на отдельные успехи, не был найден. Массовое пережевывание стереотипов при желании добраться до этих стереотипов, не только со стороны коммунистов, но и со стороны приличных людей. Хотя это нелепо, это попытка привить себя к корням, к которым нельзя себя привить. Даже БГ, который при всех недостатках и слабостях все равно является неоспоримым классиком, совершил ошибку, достойную Васьки, который, выходя с фильма, говорит: «Во, в Америке-то, во!» Это печать совка: равность первых и последних его представителей.
ИС: «Где первые так на последних похожи».
МТ: Тогда надо перестать пропагандировать то, что вам нравится. Оставьте богу богово, кесарю кесарево, народу народово.
ИК: Идешь — за человеком бежит лев, а у тебя пистолет. Но ты думаешь: «А вдруг этот человек подонок и уголовник? Пусть лев его съест». Помочь талантливому человеку — естественное, нормальное чувство. Сказать себе: «А вдруг он скурвится?» — это подонство, патология.
МТ: А если речь идет о мертвых — Платонове?
ИК: Я могу сказать: Платонов — гений. Или: Платонов — козел. Это мое право. Но если я говорю: Платонов показал нам провидческий путь, который никто не смеет оспаривать, и весь народ должен дружно любить Платонова… Это стыд нашей нации, что Платонов кончил свои дни дворником. Это стыд нации, но не стыд Васи, который о нем ничего не знал, а стыд тех, которые проходили мимо него для того, чтобы преподавать с профессорской кафедры Литинститута, когда он подметал. Не надо свой стыд навязывать колхозницам и уборщицам, чтобы они стыдились за тебя и твое свинство. Спрашивай с них за то, как они поступали со своими товарищами по работе. У народа есть общая вина, но каждый должен заниматься своей. А распределять на всех — это наше любимое развлечение. Это патологический большевизм.
