– И что, сильно реакцию повышает?
– Не знаю, не пробовал.
Спрашивать, что такое черная сотня, я не стал, и так понятно, что местный спецназ. А вот само название…
– А почему черная?
– Не знаю. Кто-то говорит, потому что из нее только в землю, кто-то – потому что после воды воина кровь становится черной, а кто-то, что по цвету одежды – нам для ночных боев черную выдавали.
Лишь на третий день фортуна нам улыбнулась. Нам, потому как я тоже увязался – не хотелось встать в один ряд с Ларком, хотя, может, и по причине скуки – кто бы мог подумать, что свобода тоже может быть тоскливой. Выдвинулись мы нашим спецотрядом заблаговременно. Сравнение с силовым подразделением возникало не из-за нашей отличной боевой подготовки, а благодаря одинаковым серым рубищам и кожаным мокасинам, напоминающим, на мой взгляд, скорее толстые носки. И то, и другое выдали нам перед «фееричным» выступлением на гладиаторской арене.
Затихла наша группа черных беретов, вернее, мокасин в местном боярышнике еще засветло. Когда стало смеркаться, услышали постукивание колес на кочках. Вскоре мимо нас медленно прокатились три деревенские телеги с бортами из жердин и заезженными клячами. Мы, отпустив их подальше, скрываясь за кустарником, пошли следом. Через полчаса обоз остановился почти в том же месте, что и тот, с которого я скоммуниздил сумки. Мужики, их было пятеро, разожгли с помощью магического амулета костер и сели ужинать. Знаете, вообще специализация вора-обозника не столь романтична. Это тяжкий труд, в смысле тупое и нудное ожидание, пока все уснут. Соответственно сложность была в том, что ожидать нужно подальше и тихо, то есть почти неподвижно. Ждали мы долго, часа, наверное, три. Селяне не были беспечны и выставили охрану, основными объектами наблюдения которой были лошади. Когда мужики легли на телегах спать, а страж начал клевать носом у костра, Чустам, словно кошка, пошел вперед, показав нам рукой, чтобы мы оставались на месте. В этот момент я понял, насколько я неуклюж…
Возвращались мы в эйфории от победы. У нас была сумка, вернее, мешок, от которого неимоверно пахло съестным, – корм вытащил его практически из-под головы спящего селянина. Лошадей увести даже не стали пытаться – опасно. Не знаю, как Толикам с Клопом, а я чувствовал себя пятым колесом, поэтому гордости за себя особо не испытывал. Зато испытывал маниакальное желание разорвать содержимое сводящего с ума своим запахом мешка.
Пир! Иначе это не назвать! Сало! Хлеб! Что-то свеклоподобное, называемое местными кротокой и по вкусу напоминающее скорее редьку. Крупа. И… первая посуда. Котелок и шесть деревянных ложек в нем. Его корм увел практически из-под носа охранника.
