Наш голубой Толикам провыеживал свое счастье юбкой. Другими словами, музыкант спалился на дочке хозяина. Отец был далеко не дурак и наказал его по полной, продав в качестве черного оркам. При этом я так понимаю, что в империи он вообще считается беглым, а это точно смерть.
В общем, это был обычный рабский вечер, я уже почти заснул, когда ко мне подошел Ряха.
– Чего, говоришь, торопишься?
Я нащупал заточку.
– Нет. Но и когда двигают, не люблю, – ответил я, садясь на нарах.
– Ты знаешь мое отличие от кормов?
– Да никакого. Две руки, две ноги.
– Скалишься, значит. Смотрю, выбитые зубы ничему не научили.
– Ну… так и не ты же их выбил. Ты чего, Ряха, хочешь? Повеселить рабов? Так давай.
Я встал с облегчением – успел. Ряха дал встать. Я бы на его месте сразу ударил. Лежачего. Были бы возмущения, конечно, но рабы по природе своей жизни асоциальны. Самое тупое – это начинать разговор с жертвой, как, например, Ряха сейчас. Я говорить не стал. Два коротких удара заточкой в бедро, прежде чем у Ряхи сработали инстинкты самосохранения. От его удара я ушел, есть школа, потом расскажу. Ряха отпрыгнул от меня.
– Ты че, тварь?
Тут к нему подскочил один из холуев и прошептал что-то на ухо. Я догадывался что.
– Ну? – спросил я, не побоюсь этого слова, у оппонента, когда от него отбежал шнырь. – Хочешь дальше? Как раз мое место освободится на празднике.
– Живи, дерьмоскреб. А твоего голубого я потом прижму.
– А ты доживешь до утра? Землянка одна.
Ряха молча развернулся и захромал к своей яме. За Толикама я не волновался – пофиг, мне бы со своими бы проблемами разобраться. А вот Ряха, гарантирую, спать не будет, пока меня не отправят на праздник.
Кстати, насчет неизведанности возможностей человеческого мозга могу авторитетно заявить, что человек может спать и одновременно сканировать звуки вокруг. За шесть лет у орков ни одна сволочь не смогла ко мне подойти так, чтобы я не проснулся.
Утро началось с заунывного голоса одного из прихвостней кормов:
– Вста-а-али.
– Я те в глотку фекалий насую, – раздалось из темноты.
Нормальное утро с нормальным звонком будильника. Быстро встать и на построение, последнему – одна палка.
Умывшись в одной из бочек и порадовавшись с десяток минут восходу местного светила, я пошел отстаивать очередь за завтрокообедом. Не дай бог опять обделят – я дней через пять тогда сам на арену проситься буду. В этот раз у котла стоял Пидрот. В его смену ввиду, видимо, определенных страданий толстяка в прошлые, до кормовой жизни годы порции бывали в полтора раза больше, чем обычно.
