А потом настали тяжелые времена. Урожай был хуже обычного, в имении к Тинаи стали придираться, говорили, что земля у них пропадает зря — в семье слишком много ртов и мало рабочих рук. Даже помощник фатторе, с которым они были в родстве, грозил расторгнуть договор. Новый стражник с ружьем за плечами дневал и ночевал на их участке.
— Долго мы здесь не протянем, — говорил папа Эудженио. И заводил разговор о Бельгии, о рудниках. — В прежнее время, — рассуждал он, — я мог бы поехать во Флоренцию, наняться на стройку чернорабочим и через три-четыре года стал бы каменщиком. Только нас и там не оставили бы в покое. Америка слишком далеко: уедешь за океан, и больше уж не вернешься. А вот до Бельгии близко, можно доехать поездом.
В конце концов человека, убившего стражника, нашли, но папа Эудженио уже выправил бумаги и потому все-таки решил ехать. Спустя несколько месяцев он написал Изолине, чтобы она приезжала к нему вместе со всеми детьми, кроме Метелло, которому не разрешили въезд в Бельгию, потому что он не был усыновлен.
— Пока что не разрешили, — объясняла ему мама Изолина. — Ты уже взрослый и должен это понять. А может быть, так для тебя и лучше будет. Нам оказывают милость, берут тебя в имение. Слушайся, работай как следует и старайся, чтобы тобой всегда были довольны. В имении к нам теперь относятся хорошо, к тому же ты будешь не один: там сестра Эудженио и бабушка. А разве ей плохо живется?
С какого-то момента воспоминания становятся более отчетливыми. Словно после первого пения петуха: пусть вокруг еще темно, но это уже не ночь, и если напрячь зрение, можно увидеть, как чуть брезжит рассвет.
…Солнце клонилось к закату. Было лето, июнь 1887 года. Стоя у окна вагона, Изолина и ее сыновья не махали платком, а только смотрели не отрываясь на Метелло и на бабушку. Самого маленького Изолина держала на руках; бабушка стояла, сложив руки под передником. Кажется, никто даже не плакал. Олиндо прощался с Метелло последним, он шепнул ему на ухо: «Хотел бы я знать, что выйдет у тебя с Козеттой».
Поезд скрылся за поворотом, там, где железная дорога пересекает шоссе. Еще таял в воздухе дым паровоза, а гудок уже донесся откуда-то издалека. Сразу умолк станционный колокол, и стали слышны стрекотанье кузнечиков и собачий лай.
— Ну, пошли, — сказала бабушка.
За станцией их ждал батрак с повозкой из имения. На этой повозке они приехали в Вальдарно, на станцию железной дороги.
— Через час они будут во Флоренции, — заметил батрак, погоняя волов.
