- Мне только шестнадцать.
- А выглядишь на восемнадцать,- ответила она.
- Я знаю,- сказала я.- Если бы вправду... уехать в колледж. В Радклифф, например.
Она не сказала ничего: удивилась, наверно.
- Вы читаете Уэллса? - спросила я тогда, прислонясь к дверной раме.- Наверно, это смешно. В этом городе никто не читает, все ведут лишь светскую жизнь. Я вот читаю много. Хочу больше знать. Тут она улыбнулась.
- Однажды я сделала смешную шутку.- продолжала я,- Прочитала "Машину времени" и стала спрашивать всех, кто они, элои или морлоки? Всем это нравилось.
- А вы кто? - добавила я, но она только потягивалась и улыбалась. Оперев подбородок на ладони длинной-длинной руки, она ответила своим странным хриплым голосом:
- Первой это должна сказать ты.
- Думаю,- сказала я,- что вы из морлоков.
Сидя в снятой у моей мамы комнате с раскрытой книжкой "Машина времени", она ответила:
- Ты совершенно права. Я из морлоков. Я морлок на каникулах. Я только что с последней встречи морлоков, проходившей меж звезд в большой чаше с золотыми рыбками, так что все морлоки висели на стенках, словно стая черных летучих мышей. Нас, морлоков, полтысячи, но мы правим звездами и мирами. Мой черный мундир висит в шкафу.
- Так я и знала,- сказала я.
- Ты всегда права, и остальное ты тоже знаешь. Ты знаешь, какие мы убийцы и как жутко мы живем. Мы ждем большого "ба-бах!", когда разлетится все и даже морлоки погибнут; а пока я дожидаюсь тут сигнала и кладу записочки за раму любительской картинки, что нарисовала твоя мама,- вашей Главной Улицы. Она-то попадет в музей и когда-нибудь мои друзья найдут их. В остальное время я читаю "Машину времени".
Тогда я спросила: "А можно мне с вами?"
- Без тебя все просто рухнет,- мрачно сказала она и достала из шкафа черное платье, сверкающее звездами, серебряные туфли на высоких каблуках.
- Они твои. Их носила моя прапрабабушка, основавшая Орден. Во имя Непреходящей Военной Власти.
И я надела все это. Какая жалость, что она не отсюда.
Каждый год в середине августа Кантри-Клаб устраивал танцы не только для богатых семейств, его членов, но и для некоторых добропорядочных жителей города. На этот раз это должно было быть в новом четырехэтажном особняке из красного кирпича с красивым двором. Но за день до этого заболел отец, и маме пришлось остаться дома и поухаживать за ним. Он полулежал на подушках кушетки в гостиной, чтобы видеть, чем занимается в саду моя мама, и время от времени звать ее. Ему была видна также дорожка к парадной двери. Он уверял маму, что она все делает неправильно. Я даже и спрашивать не стала, можно ли мне пойти на танцы одной. Отец сказал:
