Ночью мы вели не задушевные разговоры, а пытались прорвать информационный вакуум. Телефоны работали интересно: мы не могли звонить, а вот нам – могли. Поэтому и вели беседы с местными советами и журналистами, которых интересовала наша точка зрения на конфликт. Региональные органы власти почти везде, за исключением Петербурга, приняли заявления, в которых либо осуждали агрессию, либо требовали примирения. Осудила действия президента и администрация Амурской области, от которой я избирался, – за это губернатора потом сняли с поста.
Из дневника Захарова от 26.09.93: "Во всей округе отключили телефоны-автоматы. Чтобы позвонить домой, нужно пройти полгорода".
Несмотря на настроения в регионах, победили те, кто смог аккумулировать в Москве вооруженные группы, пусть и немногочисленные. Это обычная структура революции, когда в многомиллионной стране ее судьбу решает в столице буквально несколько наиболее активных тысяч человек. Мы всё время конкурировали за факсовые аппараты, чтобы иметь возможность рассылать информацию. Тогда ведь информационная картинка российских СМИ стала крайне однобокой. Пропаганда телеканалов – все эти домыслы, докручивания, откровенное вранье – была такой же, как последние два года после присоединения Крыма. Когда я возвращался домой и включал телевизор, то ужасался тому, насколько велика разница между экраном и происходящим на самом деле.
Так всё продолжалось до 3 октября. В тот день по телевизору я увидел знаменитое столкновение на Крымском мосту, когда протестующие смяли колонны ОМОНа, а затем сняли блокаду с Белого дома. Я сразу собрался на работу, но сперва вышел на разведку к Красной площади со станции "Площадь Революции". Подошел к милиционеру и предъявил удостоверение с просьбой доложить обстановку, а в ответ: "Да он [Ельцин] улетел на вертолете в Завидово, его тут нет". Затем я поехал до "Арбатской", там на выходе всюду следы свежего погрома, движения практически нет, милицейские машины с открытыми капотами и отломанными дверями, прямо на мостовой валяется огромное количество касок и щитов, из здания СЭВ торчит задница грузовика – сразу почувствовал, что здесь творится история. Дежурный на перекрестке говорит: "Всё кончилось, митинг уже у Верховного Совета". Там собралось около семи тысяч человек – Александр Руцкой ручкой машет, Руслан Хасбулатов что-то вещает.
В кабинете попытался навести элементарный порядок, но услышал предложение штурмовать Останкино. Было ощущение, что допустили серьезную политическую ошибку – это означало безусловную вооруженную эскалацию. Вскоре приходят новости, что у телецентра бой – помчался домой, который буквально в сотнях метрах от места событий. На выходе с "ВДНХ" вижу трассирующие пули, навстречу бегут люди с криками: "Не ходи туда – там убивают". В ту ночь мои малолетние дети засыпали в холле без окон под звук автоматных очередей. Под перекрестным огнем погибло много случайных людей. Постфактум некоторые называли это провокацией и видели здесь конспирологию, мол, как группа вооруженных людей свободно проехала полгорода. Но нельзя экстраполировать Москву-2016 на то время, ведь это был совсем другой город, где автоколонна автоматчиков не встряла бы в пробке, как сегодня.
