Она развалилась. Повседневная история СССР и России в 1985—1999 гг. | страница 61

В девяностом году мне было 15 лет – проколол ухо, адская прическа, много экспериментировал с алкоголем. Но мама видела, что за одну статью в газете я получаю столько же, сколько она ежемесячно. В КП я вел, кроме прочего, подростковую криминальную хронику. Мама приходила в поликлинику, а ей: "По телевизору опять твоего сына показывали". Постепенно она успокоилась: "Я простая советская женщина, ничего не понимаю в твоей жизни. Живи, как считаешь нужным".

Август девяносто первого года был праздником интеллигенции, воспитанной перестроечной прессой, которая стала почти свободной. По настроениям это отчасти напоминало оппозиционные протесты 2011 года (хотя ажиотаж несравним). У Белого дома собрались интересные мне люди – творческие, интеллигентные, социально ответственные. Среди них – ориентированные на антисоветские традиции диссиденты, любители самодеятельной песни, неформалы с Арбата, казаки. Уже год спустя стало ясно, что они выступили за капитализм, но тогда никто в таких терминах не формулировал свои требования: все были "против хунты" и "за демократию". Большинство из собравшихся даже не выступали против СССР.

Егор Летов объясняет, почему не верит в анархию. Фотография Лауры Ильиной

У нас была своя анархистская баррикада номер шесть. На баррикадах был настоящий кутеж, пришел Костя Кинчев из "Алисы". Мы в восторге остановили троллейбус, перегородили им дорогу, стали там жить. Кинчев между песнями признавался: "У меня жена рожает в роддоме, а я тут с вами против совка, до чего же круто!" Ельцина мы не поддержали, даже напечатали листовку со словами вроде "Давайте развернемся и не только хунту снесем, но и Ельцина".

Тогда я привык мыслить такими категориями: западная контркультура – это отлично, а всё советское – это плохо. Казалось, неплохо перейти к западной демократии, где я могу занять роль критика, – эдакий парижский сценарий в духе 1968 года[27]. Но пошло всё иначе: в стране безработица, голод, дикий капитализм, классовое расслоение. Повсюду началось массовое недовольство в стиле: "Не евреи ли захватили власть? Ну где же Сталин?"

Накануне октября девяносто третьего года я стал понимать, что не только из говна сделано всё советское, что советский опыт не такой простой. Когда начались события, то сразу приехал к Белому дому с черным флагом и звонил всем оттуда из телефонной будки: "Алло, тут революция, приезжай шустрее". Вокруг меня была группа, которую называли "Фиолетовый интернационал", – африканская архаика, богемное самопонимание и идея отрицания "общества спектакля", чей автор – Ги Дебор – еще не был переведен, но уже был хорошо пересказан. Знакомый на том основании, что Ельцин бухает, устроил в Питере рок-концерт в поддержку председателя Верховного Совета Хасбулатова: мол, вот это наш человек, он курит, а не пьет – возьми косяк с марихуаной.