— Почему вы так уверены, что я сбежал? — напряженно интересуюсь я, запястья еще остро ощущают тугой холод наручников.
— Потому что надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от роли зятя лидера Умано ради каких-то повстанцев. После смерти брата прошло больше года, значит нечто иное подвигло тебя покинуть райское место и искать себе приключения на за… мягкое место. Элементарная логика, мой мальчик.
— А если все не так?
— Станешь рассказывать, что поссорился с невестой и в пику ей отправился в Нарголлу? И снова я тебе не поверю. Очень уж удачно совпало подписание мирного договора с твоим бегством.
Он знает. Мне крышка!
— Чего вы хотите от меня?
— Давай просто вместе подумаем. Может быть, вдвоем мы сумеем найти разгадку, — начальник гарнизона перевел дух, — год назад я и наши общие с твоим братом друзья пытались получить его личное дело и документы, касающиеся гибели Корда в Нарланде. Однако дело об убийстве подполковника Райта оказалось строго засекречено, а после и вовсе исчезло из архива штаба. Исходя из этого, мы сделали два вывода…
— Кто это мы? — подозрительно спрашиваю я.
— Прежде всего, непосредственный начальник твоего брата Мануэль Форка и другие высокие военные чины, — отвечает Стивенс, еще сильнее выдвигая нижнюю челюсть. — Нам дали понять, что дело под контролем самого Рагварна, и те, кто попытается узнать правду, будут незаметно и быстро сняты с занимаемых должностей.
Мне нечего сказать. Я тоже не смог дознаться до правды, хотя задействовал даже отца Лины. Твою гибель объявили делом рук бесчеловечной нелюди и воспользовались случаем, чтобы объявить войну Нарголле.
— Я знаю, что вы виделись незадолго до смерти Корда. Он что-нибудь говорил? — Стивенс глядит остро, с ожиданием, странно взволнованный нашим разговором, хоть и пытается скрыть свое беспокойство.
— Нет, — качаю головой. Почему-то мне кажется, если б ты рассказал мне что-то, я и в этом случае не признался бы начальнику гарнизона Крикхи. — Если б я знал, неужели оставил бы все, как есть?
Стивенс давит окурок, исходящий серебристым дымком.
— Прости меня, мальчик. Я знаю, как тебе тяжело. Вы ведь были очень дружны…
Да, очень дружны. В груди горит от злости. Отстаньте от меня, понимающие и сочувствующие! Я больше не хочу слушать утешения и обещания, что все как-нибудь отболит и забудется.
— Господин Стивенс, я могу быть свободен?
— Свободен-то, свободен, конечно. Но куда ты пойдешь?
— Домой, — с рычанием вырвалось у меня.
