— В городе!
Я вскочил, перехватывая винтовку удобнее.
— Корд…
— Иди! — велел ты. — В боевой обстановке командир отряда действует согласно обстоятельствам. Я останусь здесь, на сторожевом посту.
— Здесь?
Ты улыбнулся, от темных строгих глаз разбежались лучики морщинок.
— У меня полный магазин и две светошумовухи… Дан!
— Что? — я обернулся уже на бегу.
— Не геройствуй, продержитесь немного — Рагварн уже на подходе.
Я вскинул руку и побежал. В Штормзвейге горели дома и склады с припасами. Когда я добрался до своих, поднялся ветер такой силы, что мог содрать мясо с костей, и я увидел нарьягов. Длинные костлявые фигуры, обвешанные всякой всячиной: бусами, кожаными лентами, металлическими кольцами; из одежды лишь порты и безрукавки, ногти намазаны чем-то алым — отвратительное зрелище!
Я разделил бойцов на пятерки и раздал приказы.
— Заходим сзади. Оскар, светошумовуху, идем по сканеру.
Странная магия расщепляла наши пули, у меня расплавился в руках подаренный тобой цехимский нож. Но я лично сломал в том бою две длинные шеи, остальных взяли в плен, тщательно изолировав от мирного населения. Рагварн вломился в Штормзвейг в разгар боя, имперский десант гнал нарьягов до того самого поста, где остался ты.
Я потерял четверых убитыми, трое были взяты в плен, в том числе, и ты. Рагварн при всем строе сорвал с моего кителя золотые нашивки и разжаловал в рядовые. Когда начались переговоры об обмене пленными, ты уже был мертв.
Возвращаюсь домой по украшенным к празднику улицам, лица людей так и расплываются в улыбки, от разноцветных шаров рябит в глазах.
— Дан, здорово! — приветствуют меня ребята из патруля, — заходи вечерком в «Баллабуа», отметим.
Киваю и поспешно прохожу мимо. Дома Лина и ее родители радостно встречают меня, а я шарахаюсь от них, как от чумы, ухожу к себе и запираю дверь на защелку. Сейчас будут ломиться.
Так и есть.
— Дан, милый, ты здоров?
Зарываюсь лицом в подушку — я не могу больше сегодня никого видеть, зажимаю уши, чтобы не слушать глухие удары в дверь и обеспокоенные голоса. Солнце за окном палит ужасно, не спасает даже сад. Хоть капельку, хоть глоток свежести и тишины!
В детстве я любил солнце, а тебе нравился дождь. Я не мог понять, как можно любить слякотную хмарь вместо неба и мир, разукрашенный во все оттенки серого. Теперь я пресыщен солнцем, миром, спокойной и размеренной жизнью, а в Ориме сейчас дожди стучат по крыше нашего старого дома, по подоконнику твоей комнаты, где мальчишками мы умещались вдвоем.
