Приговор | страница 40



— Забирайте оружие и уходите в лес, — велел Ардашеву незнакомец. Держитесь строго север. В пятнадцати верстах от города, за женским монастырём, встретите разъезд белых. Судя по всему, на днях они освободят Ставрополь от красных. Постарайтесь дойти до штаба генерала Деникина. Там представьтесь английскому офицеру связи. Назовите пароль: «северный ветер». Он поможет вам добраться до Черноморского побережья и оказаться на судне, следующим в Константинополь. Оттуда мы доставим вас в Лондон. В России смута, и она, поверьте мне, продлится не один год и не два. Я не оракул, но чтобы повернуть народ в прежнее русло понадобиться много лет. Но сколько за это время будет жертв? А находясь в безопасности, вы окажите своей стране бóльшую помощь, нежели здесь.

— Простите, с кем имею честь?

— Какая разница! Главное, у нас общие цели. Кстати, а где ваша супруга?

— Я её спрятал в одном из сёл.

— Правильно. Тогда дождитесь освобождения Ставрополя и уже вместе с ней отправляйтесь в Новороссийск. Вам помогут.

— Но почему именно в Лондон?

— Потому что, сударь, у вас нет другого выхода. Но об этом позже. Свою часть работы я выполнил и теперь мне надо спешить. Последующие инструкции получите от нашего представителя при Ставке Главнокомандующего Добровольческой армии. Удачи вам.

— Честь имею.

Он сел в автомобиль, развернулся и, оставив за собой клуб пыли, скрылся за густой рощей.

Клим Пантелеевич забрал маузер Якшина, набил вторую кобуру патронами, перебросил оба ремня через плечо, и вошёл в лес.

II

Бывший начальник сыскного отделения Ставрополя Ефим Андреевич Поляничко, доставленный к Холодному роднику самим председателем исполкома Коппе и его помощником, осматривал место происшествия.

Людей собралось много, но от их присутствия не было никакого проку. Член местного Губ ЧК Мария Вальяно (двадцатидвухлетняя гречанка, бывшая курсистка, вполне миловидная брюнетка с длинной косой, так любившая выступать на митингах и призывать к полному уничтожению «кадет», и неизменно заканчивавшая речь словами: «Товарищи! Докажите, что ваши штыки ещё не притупились соглашательскими бреднями! Вонзите их в тела врагов революции!») своей нервозностью только мешала делу.

Чуть поодаль от неё курил папиросу невысокий человек с рыжей шевелюрой — начальник военного гарнизона и главный ставропольский экзекутор — двадцатичетырёхлетний Дмитрий Ашихин. Его ещё называли директором «китайской парикмахерской» — беседки в саду бывшего Юнкерского училища. Здесь этот невысокий, слегка сутулый крепыш и предавался сидевшим когда-то глубоко, а теперь вылезшим наружу, садистским наклонностям. О его «художествах» шашкой по обнажённому телу арестованных рассказывали с содроганием. Бывший унтер-офицер царской армии, одетый в кавалерийскую форму, первым делом внимательно осматривал раздетую жертву, как бы прикидывая с чего начать. Иногда он принимался за отрубание ушей, иногда пальцев, или кистей рук. Всё зависело от настроения. Когда жертва на полу корчилась от боли, он довершал злодейство: тушил папиросу в глазах несчастного. Вот и сейчас мастер заплечных дел приехал в грузовике, кузов которого был набит арестованными офицерами, поднявшими восстание этой ночью. Они сидели со связанными руками и молчали. Их охранили четверо солдат.