Вспомнились перипетии сегодняшнего бурного (кто-то сказал «буйного») ученого совета. Лазарь твердил:
— Это же бессмыслица: столько лет готовить дуэль — и вдруг ни с того ни с сего отменить, когда все готово!
Ему резонно возражали:
— Не отменить, Лазарь Всеволодович, вовсе не отменить! А изменить, усовершенствовать методику эксперимента. Если точно смоделировать преддуэльное состояние, система способна выдать все интересующие нас сведения. К чему же это жуткое представление со стрельбой?
Лазарь не унимался:
— Одно дело бумажка, которую выдаст машина, и совсем другое, когда двести тысяч человек своими глазами увидят, как это было! Для чего же тогда сооружали «стадион»? И разве мы отказались от мысли расследовать все обстоятельства убийства Поэта?
«Эх, Лазарь, Лазарь, — подумал еще Андрей Михайлович, — вовсе не расследование интересует тебя. Доказать, что гений — всего лишь машина, — вот что тебя интересует. И доказать любой ценой! Мало для полного торжества, чтобы система восстановила по наброскам „Египетские ночи“, — тебе подавай спектакль со стрельбой, зрителей подавай!»
Мнения разделились. И опять, словно и не было ученого совета, все предстояло решать ему одному. А в его позиции — Андрей Михайлович это ой как чувствовал — не хватало логики. И Лазарь запросто вскрывал его непоследовательность:
«Что такое смоделированный нами интеллект Поэта: машина или личность?» «Машина». — «Тогда почему вы боитесь дуэли?» — «Я ее не боюсь, просто к чему эта комедия?» — «Но ведь раньше вы не боялись комедии?» — «Да, раньше не боялся, а теперь…»
А что теперь! А то, что теперь Андрей Михайлович почему-то стал бояться дуэли. Интуитивно, бездоказательно, необъяснимо. И знал, что сделает все возможное, чтобы избежать ее. Почему? Вот этого-то он и не мог понять. Если бы на первый ребром поставленный вопрос Лазаря он мог ответить «личность», все было бы ясно. Но он не верил и никогда не поверит в такую чепуху. Что же тогда? Сказать, что одна-единственная строка Поэта, достоверно восстановленная системой, дороже для нас всех сведений о дуэли? И неверно, и недоказательно…
Он вышел на трибуну — Лазарь оживился, подался вперед, и опять, как в молодости, вспыхнул его рыжий костер. И тотчас Андрей Михайлович опрокинул на этот костер ушат ледяной воды. Когда он возвращался на свое место, ему показалось вдруг, что Лазарь похож на Сальери.
Вероятно, начало его теперешним сомнениям положил сам Лазарь. Это было несколько дней назад, рано утром. Он только что пришел, когда в кабинет ворвался Лазарь, одна его щека была чисто выбрита, другая в щетине, в руке он держал ультразвуковую бритву.
