За стеклом медленно кружились снежинки. Лазарь поднялся.
— Андрюша, ты меня извини. Хочу сделать еще одну попытку выяснить отношения… последнюю. Ответь как на духу… Как ты считаешь, вот этот стеклянный куб в двадцать четыре этажа, в который мы вложили полжизни, шаг за шагом воссоздавая интеллект Поэта, — что это: машина или живая, чувствующая личность?
Андрей Михайлович усмехнулся — столько уже говорилось на эту тему.
— Машина, Лазарь. Машина, лишь в общих чертах и приближенно повторяющая интеллект Поэта.
— Значит, ты по-прежнему не веришь, что это личность?
— Разумеется.
— Тогда почему ты боишься дуэли?
— Я ее не боюсь, просто не хочу. К чему ломать комедию, если можно обойтись без нее!
— Но ведь раньше ты «ломал комедию».
— Раньше, Лазарь, не было иных возможностей.
— Здесь ты не совсем логичен, Андрюша. Ладно, пойду, видно, ни к чему этот разговор. До понедельника, что ли? — И Лазарь пошел, но в двери резко обернулся — Так, значит, драка идей? Ну что ж, пусть будет драка.
* * *
Сначала это был обыкновенный студенческий кружок Им руководил профессор Фрейлих, а технической, кибернетической частью кружка — Лазарь Дремов, студент-пятикурсник. Андрей работал в кружке скорее как оппонент, штатный критик, что ли, но и эта работа в то время была необходима. Всю же положительную программу тянул профессор Фрейлих, до последнего дня тянул, как вол, хотя был уже стар и тяжко болен. После его смерти — как-то так получилось — все свалилось на Андрея. Он стал в одном лице и позитивным, и негативным руководителем — чего только не бывает в науке!
Первую дуэль провели двадцать три года назад, через несколько месяцев после кончины Фрейлиха. Конечно, если судить строго, с точки зрения сегодняшнего дня, это был не научный эксперимент, скорее игра.
Барона смоделировали шутя за несколько дней, не было ничего проще, весь его «интеллект» мог бы уместиться в кармане его роскошного кавалергардского сюртука.
Поэта моделировали долго и тщательно. Страница за страницей, факт за фактом превращали они в перфокарты это многотомное уголовное «дело». Уголовное и политическое! Чтобы не затянуть работу на многие годы, Фрейлих предложил базироваться на материалах лишь последнего периода жизни Поэта. Но и при таком ограничении провозились более двух лет.
Интеллект Поэта, как ни старались сблокировать его покомпактнее, получился все-таки весьма объемистым, и модель выглядела грузноватой по сравнению с тощим Бароном. Невозможно было не улыбнуться, когда модель встала и неуверенной походкой прошла несколько первых самостоятельных шагов, по собственной инициативе заложив руки за спину. Кудрявый человечек жил, двигался, говорил — но как мало напоминал он Поэта! Наверное, для посторонних это показалось бы святотатством. Но ведь все двадцать участников опыта отлично понимали, что внешность здесь — чистейшая условность.
