Наутро после солнцестояния Сюзанна отвезла меня домой, велосипед мы закинули на заднее сиденье. Я столько выкурила, что во рту было непривычно, слишком сухо, одежда стала несвежей от пота и пропахла костром. То и дело я вытаскивала из волос соломинки — волнующие свидетельства прошлой ночи, своего рода печати в паспорте. Все наконец-то случилось, и я собирала приятные подробности в один наглядный список: вот я сижу с Сюзанной, вот мы с ней дружелюбно молчим. Извращенная гордость за то, что у нас было с Расселлом. Я с удовольствием перебирала все детали случившегося, даже самые скучные и неприглядные. Небольшие перерывы, пока Расселл заново взбадривал член. В прямолинейности телесных позывов была какая-то сила. Как мне объяснил Расселл, — тело тебя вытащит из любых комплексов, ты ему только не мешай.
Всю дорогу Сюзанна курила, изредка предлагая мне сигарету, этакий благостный ритуал. Наше молчание не было ни унылым, ни напряженным. За окнами мелькали оливковые деревья, выжженная летняя земля. Вдалеке сползали в море каналы. Сюзанна постоянно переключала станции, потом резко выключила радио.
— Нам нужно заправиться, — объявила она.
Нам, отозвалась я молчаливым эхом, нам нужно заправиться.
Сюзанна остановилась возле “Тексако”, на заправке было пусто — стоял один бело-зеленый пикап с лодкой в прицепе.
— Дай карточку, — сказала Сюзанна, кивнув в сторону бардачка.
Я кинулась открывать, на меня вывалилась гора кредиток. На всех — разные имена.
— Синюю, — нетерпеливо сказала она.
Я протянула ей карточку, и тут она заметила мое недоумение.
— Нам их дарят, — сказала она. — Ну или мы сами берем. — Она повертела синюю карточку: — Вот эта, например, — Донны. Она стащила ее у матери.
— Ее карточку на бензин?
— Зато с голой жопой не ходим, не голодаем, — сказала Сюзанна. — Ты же тогда стырила нам туалетную бумагу.
Я покраснела. Может быть, она знала, что я тогда соврала, но по ее непроницаемому лицу понять было нельзя — может, и не знала.
— Кроме того, — продолжила она, — лучше мы их потратим, чем они. Накупят еще больше говна, еще больше вещей, еще больше для себя, себя, себя. Расселл хочет помочь людям. Он никого не осуждает, это не его трип. Ему плевать, богатый ты или бедный.
Все, что говорила Сюзанна, вроде казалось логичным. Они всего-то пытались уравновесить баланс сил в мире.
— А все эго. — Она прислонилась к машине, зорко следя за стрелкой датчика, они никогда не наливали больше четверти бака. — Деньги — это эго, поэтому люди не хотят с ними расставаться. Защищают себя, прикрываются ими как одеялом. И сами не видят, как становятся их рабами. Больные люди.
