Мать была навеселе, в приподнятом настроении, как будто золотые самородки валялись прямо в руслах рек или висели гроздьями прямо у подножий скал и их можно было срывать, как персики.
Я подслушала, как мать говорила Сэл, что Фрэнк вообще-то женат, но скоро разведется. Я в этом сомневалась. Такие мужчины, как Фрэнк, из семьи не уходят. На нем была рубашка с желтовато-белыми пуговицами и вышивкой на плечах — выпуклые красные пионы. Мать нервничала, теребила волосы, постукивала ногтем по зубам. Она посмотрела на меня, затем на Фрэнка.
— Эви очень умная девочка, — сказала она.
Она говорила слишком громко. Но все равно приятно было от нее такое услышать.
— В Каталине она будет блистать.
Так называлась школа, куда меня отправляли, хотя казалось, что до сентября еще сто лет.
— Хорошие мозги, — пророкотал Фрэнк, — путь к успеху, верно?
Я не поняла, шутит он или нет, и мать, кажется, не поняла тоже.
Мы сидели в столовой и молча ели рагу, я выбирала кусочки тофу и откладывала их на край тарелки. Мать, как я заметила, решила сдержаться и промолчать.
Даже несмотря на странную — очень уж женственную и пеструю — рубашку, Фрэнк был милым и умел развеселить мать. Не такой, конечно, красавец, как мой отец, но все-таки. Она то и дело дотрагивалась до его руки.
— Уже четырнадцать, значит? — спросил Фрэнк. — Наверное, мальчиков меняешь одного за другим?
Взрослые вечно поддразнивали меня насчет мальчиков, но в определенном возрасте это перестает быть шуткой — мысль, что мальчик и вправду может тебя захотеть.
— Угу, как перчатки, — ответила я, и мать вскинулась, услышав холодок в моем голосе.
Но Фрэнк, похоже, ничего не заметил, он широко улыбался матери, похлопывая ее по руке. Она тоже улыбалась, будто маску растягивала, взгляд так и метался — от меня к нему.
У Фрэнка были золотые прииски в Мексике.
— Там никаких нормативов, — говорил он. — И рабочая сила дешевая. В общем, не прогадаешь.
— Сколько золота вы выкопали? — спросила я. — В смысле — уже.
— Ну, как подвезем все оборудование, выкопаем целую кучу.
Он пил из винного бокала, оставляя на стекле жирные оттиски пальцев. Под его взглядом мать размякла, расслабила плечи, разомкнула губы. В тот вечер она выглядела моложе. Во мне шевельнулось странное материнское чувство, оно было неприятным, меня передернуло.
— Как знать, может, мы туда съездим, — сказал Фрэнк. — Все втроем. Махнем ненадолго в Мексику.
Цветы в волосах. — Он срыгнул на выдохе, сглотнул, и мать покраснела, завертела бокал с вином.
