Мы покурили травы. Донна сделала сэндвичи с арахисовым маслом. Я сидела под дубом, в тенистом кружке. Нико и еще чей-то ребенок бегали по двору, подбородки у них были в коросте ошметков от завтрака. Нико ударил палкой по мусорному мешку, мусор вывалился наружу. Кроме меня, этого никто не заметил. Пес Гая носился по лугу, ламы нервно перебирали ногами. Я украдкой поглядывала на Хелен, которая, как ни странно, казалась непоколебимо счастливой, точно в их с Расселлом отношениях все шло своим привычным ходом.
Мне бы насторожиться после той пощечины. Но мне хотелось, чтобы Расселл был добрым, значит, он был добрым. Мне хотелось быть рядом с Сюзанной, и я верила всему, лишь бы остаться на ранчо. Я сказала себе, что просто не все понимаю. Переработала слышанные ранее слова Расселла, слепила себе из них объяснение. Иногда ему приходится нас наказывать, чтобы проявить свою любовь. Он не хотел этого делать, но ему нужно было как-то сдвинуть нас с мертвой точки, ради нашего же блага. Ему это тоже причинило боль.
Нико и второй ребенок наигрались с мусорной кучей и присели на корточки в траве, разбухшие подгузники болтались у них между ног. Они тараторили серьезными азиатскими голосками, интонации трезвые, рассудительные, будто у двух маленьких мудрецов. Внезапно оба истерически захохотали.
Наступал вечер. Мы пили мутное вино, которое в городе продавали на разлив, осадок пачкал языки, от жары подташнивало. Митч встал, засобирался домой.
— А знаете что? Поезжайте-ка с Митчем, — предложил Расселл.
И сжал мне руку, как будто невидимую шифровку передавал.
Они правда с Митчем переглянулись? А может, мне это померещилось. Все наши передвижения в тот день теряются в какой-то суматохе, но каким-то образом уже в сумерках мы с Сюзанной повезли Митча домой на его же машине по тряским проселочным дорогам Марина.
Митч сидел сзади, Сюзанна — за рулем, я — рядом с ней. Я поглядывала на Митча в зеркало заднего вида. Тот плавал в каком-то бездумном тумане, но изредка приходил в себя и с удивлением таращился на нас. Я не совсем понимала, почему именно нам поручили везти Митча домой. Информацией делились выборочно, поэтому я знала только, что мне нужно ехать с Сюзанной. В открытые окна влетали ароматы летней земли и тайные промельки чужих подъездных аллей, чужих жизней вдоль узкой дороги в тени горы Тамальпаис. Петли садовых шлангов, прелестные магнолии. Иногда Сюзанна ошибалась поворотом, и мы с ней взвизгивали от радостного, растерянного ужаса, хотя я вопила не очень искренне — не верила, что может случиться что-то плохое, всерьез не верила.
