— Если потребуется, мы и хорошее приданое дадим. Сами знаете, какие нынче времена: если девушка не светленькая, очень трудно подыскать ей жениха. Зайдете к нам, посмотрите девушку. Смуглая она, это верно, но зато какие глазки, носик! И отменный гороскоп-во всем будет удача и ей самой, и семье, в которую она войдет.
Брахмин говорил, не переставая есть.
…Но пока я не расскажу всю правду аграхаре и пока не схороню Наранаппу, не отступится страх от меня. Если я решусь тайком жить с Чандри, это не будет настоящим выбором, а всего лишь решением, подсказанным страхом. Я должен сделать окончательный выбор. Никакой половинчатости. Но какая это мука-выбирать! Уйти потихоньку-значит всю жизнь бояться разоблачения, прятаться от посторонних глаз. Все рассказать значит искалечить чужие жизни, жизни тех, чья вера в меня укрепляла мое благочестие. Вправе ли я делать выбор, который касается не только меня? Как мне больно и как страшно! Великий боже, освободи меня от муки выбора! Пусть все решится само собой, помимо моей воли, как тогда, в лесу! И пусть решится сразу — закрыть глаза и открыть их уже другим человеком… Наранаппа, и ты прошел через эти терзания? Махабала, и ты через них прошел?
Служка, разносивший соус, опять явился, теперь с корзиной фруктов.
Сидящий рядом брахмин не дал ему положить фрукты на банановый лист, а взял их левой рукой и отложил в сторону. Служка остановился перед Пранешачарией.
— Что с моей памятью! Вы же Пранешачария из Дурвасапуры, теперь я вас узнал. Как же так, великий пандит — и сидит за такой скромной трапезой? В доме ростовщика сейчас большое угощение, туда отдельно пригласили всех больших людей. Вы без кастового знака, я потому сначала не узнал вас. А вы сами даже слова не сказали. Побегу скажу, что вы здесь, а то попадет мне, что я ученого человека с краю усадил! Я сейчас, вы подождите!
Служка убежал, бросив свою корзину.
Пранешачария поспешно налил на ладонь святой воды, запил трапезу, как требовал обряд, и встал.
— Куда же вы? — крикнул вслед ему сосед. — Сейчас сладкий рис подадут!
Он не оглянулся. Выбежал из храма, даже не вымыв руки. Скорей, скорей, подальше от людских глаз!
— Святой человек! — раздался сзади голос Путты.
Пранешачария не остановился, но Путта легко нагнал его.
— Что с вами! Зову-зову, а вы бежите, как будто вам по-большому приспичило. — Путта засмеялся.
Пранешачария придержал шаг и с отвращением посмотрел на перепачканные едой пальцы.
