Жену колотит —
сам в сердце плачет,
прощенья просит,
нет-нет да спросит.
кого ж ты любишь,
кто в твоем сердце,
муж или мама
и мамин дом?
Вот и со мной так… Ладно. Мы пришли.
Их глазам открылся дом под черепичной крышей.
— Дома она или нет? Могла на ярмарку уйти, — пробормотал Путта. — Падмавати! — позвал он.
Пранешачария присел на глинобитное зозвышение, застеленное циновкой.
— Иду-у! — откликнулся приятный женский голос.
Красивый голос. Теплый, звучный.
Он немного испугался. Кто она такая, эта женщина? Зачем Путта привел меня сюда?
— Ах вот кто пришел! — сказал обрадованно голос — Пранешачария повернул голову.
Женщина стояла в дверях, касаясь косяка поднятой рукой. Перехватив его взгляд, она оправила сари на груди.
— Видишь, кто твой гость? Святой человек, Ачария, — важничал Путта.
— Вы издалека, должно быть. — Женщина скромно опустила глаза. — Подать святой воды из Ганга? Вы устали, я принесу вам молока и фруктов.
Пранешачария покрылся потом с головы до ног. Женщина, без сомнения, из касты малера. Живет одна. Зачем Путта привел меня сюда? И молчит, как в рот воды набрал. Трещал, не умолкая, всю дорогу, а тут замолк. Пранешачарии вдруг показалось, будто он чувствует затылком чей-то взгляд. Два глаза уставились в спину. Я ничем не защищен от пристальных, заглядывающих в меня глаз. Он сдержал сильное желание оглянуться. Кто знает, что скажут ему эти глаза? Кто знает, что произойдет, когда две пары глаз взглянут одна в другую? Удлиненные темные глаза. Коса, черной змеей скользящая через грудь. Девушка, гнущаяся на бамбуковом шесте. Шпоры. Крылья. Клювы. Перья. Приношение налитой груди в лесной темноте. Белли. Груди цвета земли. Немигающий взгляд, который все увидит, перед которым он обнажен. Взгляд в затылок. Сзади. Птица застывает под взглядом черной змеи. От ужаса.
Пранешачария оглянулся. Так. Темные глаза украдкой смотрели на него. Руки держали тарелку. Она стояла на пороге. Шаг назад, и полумрак дома скрыл ее. Прозвенели браслеты-она снова появилась на свету. Все успокоилось. Ожидание ворохнулось в его теле, прокладывая себе путь. Она наклонилась, ставя перед ним тарелку. Сари сползло с груди. Грудь, туго обтянутая блузкой. Просящий взгляд из-под тяжелых век. Живой огонь в его груди, но уже без ощущения обнаженности под взглядом. Теперь он сам весь превратился в эти глаза, «То есть ты». Все есть ты.
— Откуда господин пожаловал? — спросила женщина.
И перевела взгляд на Ачарию. На его пылающую сущность.
