Скорее к Нараналпе. Шрипати подобрал дхоти до колен и побежал вниз по склону. Хотелось пить. Попьет воды у Наранаппы, заночует у него, а утром отправится в Париджатапуру к Нагарадже. Перед домом Наранаппы Шрипати перевел дух. Легонько толкнул дверь. Она открылась. «Не спит еще», — обрадовался Шрипати и весело защелкал фонариком.
— Наранаппа!
Тишина. В доме невыносимо воняло дохлятиной. Шрипати решил подняться наверх и постучаться в комнату Наранаппы. Не зажигая фонарика, он ощупью стал двигаться к хорошо знакомой лестнице и уже обогнул угол, как вдруг наступил босой ступней на что-то мягкое и холодное. Отпрянув, он включил фонарик. Дохлая крыса. Лежит на спине, задрав лапки. Спугнутые мухи зажужжали в луче света. Шрипати бросился вверх по лестнице, ступеньки трещали под его ногами. Почему Наранаппа спит на полу, закрывшись с головой? Упился, наверно, так, что из ушей закапало. Шрипати усмехнул- ся, откинул одеяло, потряс Наранаппу за плечо. Плечо было холодным, как крыса. Шрипати отдернул руку и зажег фонарик. Открытые незрячие глаза, навеки устремленные вверх. Копошение мелких насекомых в углах глазниц.
И зловоние.
Лакшмидевамма, которой шестьдесят исполнилось добрый десяток лет назад, самая старая обитательница аграхары, с громким стоном толкнула дверь и звучно икнула. Она выбралась на улицу, постояла, налегая на палку, и снова звучно икнула. Когда ее одолевала бессонница или когда ее разум бывал помутнен, она выходила по ночам из дому и тащилась по улице сначала вверх, потом вниз, вверх, вниз. В конце концов она останавливалась перед домом Гаруды, кляла его предков и потомков, осыпала проклятиями его самого, призывала богов и богинь в свидетели своей правоты. Дойдя до изнеможения, Лакшмидевамма ковыляла обратно, с душераздирающим скрипом закрывала дощатую дверь и засыпала. Припадки безумия усиливались в новолуние и полнолуние, и тогда вся аграхара слышала ночами скрип ее двери, икание и проклятия. Лакшмидевамма была известна всей округе. Она овдовела еще маленькой девочкой и получила за это кличку Лакшми Беда. Она замахивалась палкой на мальчишек, носившихся по улице, и громко ругалась на них и взрослых брахминов, которые, завидев Лакшми, всегда пятились, чтобы избежать сглаза. Но вообще-то никто не обращал внимания на ее выходки. У нее были и другие прозвища: Икотка и Полудурь Лакшми.
О ее судьбе книгу можно было написать. В восемь лет ее выдали замуж, в десять она овдовела. Ей было пятнадцать, когда в один год умерли и свекор, и свекровь. Аграхара зашушукалась: Лакшми всем несла беду. Ей не исполнилось и двадцати, когда умерли ее родители. И тогда отец Гаруды взял на себя опеку над ее небольшим имуществом. Он поселил Лакшми в своем доме-это было похоже на него. Точно так же он распоряжался имуществом отца Наранаппы, да еще рассказывал всем, что дурачку не справиться без его помощи. Двадцать пять лет прожила Лакшмидевамма под крышей этого дома-после смерти отца Гаруды ее опекуном стал сам Гаруда. Жена Гаруды, всю семью державшая впроголодь, меньше всего желала тратиться на Лакшми. Женщины беспрестанно ссорились, доходило даже до драк. Кончилось тем, что Лакшми выгнали вон, и она ютилась в развалившемся доме покойного мужа. Жила она совсем одна. Ходила с жалобой к Пранешачарии; тот призвал Гаруду и сделал ему внушение. Гаруда объявил, что будет выдавать Лакшми деньги на пропитание, и бросал ей рупию в месяц. Лакшми этого не могла стерпеть. Время от времени Пранешачария обходил брахминские дома, собирал доброхотные даяния для Лакшми. Она старела, и ненависть к людям ядом пропитывала все ее существо.
