И стволы деревьев и мосты всегда привлекали Ван Гога, как до встречи с японскими гравюрами, так и после. Мост для него был одной из самых характерных принадлежностей голландского пейзажа. Известно, что он написал более двадцати пейзажей с мостами. То же можно сказать и о деревьях, в изображение которых он вкладывал психологическое содержание.
Копируя японские гравюры, Ван Гог ставит откровенно учебную задачу, не стремясь ни к каким внешним заимствованиям. Его подходу к освоению японского искусства совершенно чуждо стилизаторство и эстетство: «Мы слишком мало знаем японское искусство. К счастью, мы лучше знаем французских японцев — импрессионистов. — А это главное и самое существенное. Поэтому произведения японского искусства в собственном смысле слова, которые уже разошлись по коллекциям и которых теперь не найдешь и в самой Японии, интересуют нас лишь во вторую очередь…
Японское искусство — это вроде примитивов, греков, наших старых голландцев — Рембрандта, Петтера, Хальса, Вермеера, Остаде, Рейсдаля: «оно пребудет всегда…» (511, 371). Итак, японское искусство привлекательно не своим сугубо «японским» содержанием и стилем, а своей причастностью к общечеловеческим и исконным понятиям красоты, правды, добра. И если к концу парижского периода вангоговские критерии, касающиеся нравственных, социальных и культурных предпосылок возрождения живописи, «японизируются», то это значит, что он вкладывает в само слово «Япония» некий всеобъемлющий символический смысл, некое оценочное значение.
Характерно, что среди парижских моделей Ван Гога лишь два персонажа были «удостоены» истолкования на японский манер. Таков «Портрет итальянки» (F381, Париж, Лувр), изображающий, как предполагает большинство авторов, Сегатори, владелицу кафе «Тамбурин», с которой у Ван Гога была, по-видимому, любовная связь, написанный в конце 1887 — январе 1888 года. Использовав композиционные приемы японских художников — рамка, обрамляющая с двух сторон полотно и «вступающая» в перекличку со спинкой стула, на котором сидит женщина, силуэтное решение «прижатой» к фону фигуры, утверждающей плоскость, — Ван Гог как бы поэтизирует свою героиню и чувство любви, которое изливается в сиянии желтого фона. Довольно ненавязчиво «гримирует» он лицо и прическу Сегатори «под японку», но не изысканного утамаровского типа, а того демократического, который характерен для рисунков Хокусая. То же самое он проделывает и с собой в «Автопортрете на фоне японской гравюры», который некоторые исследователи рассматривают как подготовительный к одной из самых значительных работ этого периода «Автопортрету перед мольбертом с кистями и палитрой» 62.
