Я изо всех сил пытаюсь отрешиться от замкнутой на себе, любимом, героиновой апатии. В этом состоянии внешний мир для меня ни хуя не значит.
— Переживаешь? — спрашиваю я.
— Не знаю. Честно говоря, я жалею в основном о койке. Ну и ещё о том, что рядом никого нет.
Томми тяжелее в одиночестве, чем большинству людей.
Самые сильные мои воспоминания, связанные с Лиззи, относятся к школьным годам. Мы втроём — я, Бегби и Гари Макви — спрятались в Дюнах над беговой дорожкой, подальше от пронырливых глазенок Вэлланса, нашего классного руководителя, первостатейного нацистского ублюдка. Из этого укрытия мы наблюдали, как телки в спортивных майках и шортах бегают по дорожке, и набирались впечатлений для занятий онанизмом.
Лиззи бежала изо всех сил, но пришла все равно второй после Мораг Хендерсон по кличке Затычка. Мы лежали на животах, положив головы на локти, и смотрели, как Лиззи бежит с выражением злобной решимости на лице — выражении, с которым она занималась всем, чем угодно. Всем? Как только Томми смирится с утратой, я расспрошу его насчет секса. Нет, лучше не стоит… нет, всё-таки расспрошу. Ну ладно, вернемся назад: тут я услышал тяжёлое дыхание Бегби и увидел, как он двигает задом туда-сюда, поглядывая на тёлок, и бормочет:
— Маленькая Лиззи Макинтош… ну и сучка… я бы её трахал с утра до вечера… блядская жопа… блядские сиськи…
И тут он уткнулся лицом в дерн и замолк. Тогда я ещё не знал Бегби так хорошо, как я его знаю сейчас. В те дни он ещё не давал крутого — только пытался (наряду со многими другими). К тому же он боялся моего братца Билли. В каком-то смысле — честно говоря, во всех смыслах, — я цинично паразитировал на репутации Билли, пользуясь положением ближайшего родственника. Так или иначе, когда я схватил Бегби за плечи и перевернул его, моим глазам предстал испачканный землёй и истекающий спермой член. Гадёныш втихомолку проковырял дырку в дёрне перочинным ножиком и трахал землю. Я чуть со смеху не лопнул. Этот гондон Бегби в те дни ещё не был таким ублюдком, — это уж потом он уверовал в свою непогрешимость и превратился в полного отморозка — честно говоря, наша пропаганда тоже сыграла в этом определенную роль.
— Ты — грязная свинья, Франко! — говорит Гари, и тогда Бегби прячет в штаны свои причиндалы, затем хватает пригоршню земли со спермой пополам и бросает её Гари в глаза.
Тут я уже не мог сдержаться, потому что Гари взбеленился, вскочил и пнул Бегби, но попал только по подошве его кроссовки. Ну, тут он вообще вспенился, как молоко на плите. Если подумать, так это скорее о Бегби история, чем о Лиззи, хотя в основе её лежит именно тот отчаянный вызов, который Лиззи бросила Затычке.
