Не надо печалиться, вся жизнь впереди! | страница 43



Память
   за прошлое держится цепко,
то прибывает,
то убывает…
В школе
   когда-то
      были оценки
две:
«успевает»
и «не успевает»…
Мир из бетона.
   Мир из железа.
Аэродромный
   разбойничий рокот…
Не успеваю
довериться лесу.
Птицу послушать.
Ветку потрогать…
Разочаровываюсь.
   Увлекаюсь.
Липкий мотив
про себя напеваю.
Снова куда-то
   бегу,
      задыхаясь!
Не успеваю…
Не успеваю.
Время жалею.
   Недели мусолю.
С кем-то
   о чем-то
      бессмысленно спорю.
Вижу
все больше вечерние
   зори.
Утренних зорь
я почти что не помню…
В душном вагоне —
   будто в горниле.
В дом возвращаюсь.
   Дверь открываю.
Книги
квартиру
заполонили.
Я прочитать их
   не успеваю!..
Снова ползу
   в бесконечную гору,
Злюсь
и от встречного ветра
   немею.
Надо б, наверное,
   жить
      по-другому!
Но по-другому
я не умею…
Сильным бываю.
   Слабым бываю.
Школьного друга
нежданно встречаю.
«Здравствуй!
Ну как ты?…»
И —
не успеваю
вслушаться
   в то, что он мне
      отвечает…
Керчь и Калькутта,
Волга и Висла.
То улетаю,
   то отплываю.
Надо бы,
надо бы остановиться!
Не успеваю.
Не успеваю…
Знаю,
   что скоро метели
      подуют.
От непонятной хандры
изнываю…
Надо бы
   попросту сесть и подумать!
Надо бы…
Надо бы…
Не успеваю!
Снова меняю
   версты
      на мили.
По телефону
Москву вызываю…
Женщину,
   самую лучшую
      в мире,
Сделать счастливой
не успеваю!..
Отодвигаю
   и планы, и сроки.
Слушаю притчи
   о долготерпенье.
А написать
свои главные строки
не успеваю!
И вряд ли успею…
Как протодьякон
   в праздничной церкви,
голос
единственный
надрываю…
Я бы, конечно,
   исправил оценки!..
Не успеваю.
Не успеваю.
2. Баллада о крыльях
Мужичонка-лиходей —
   рожа варежкой —
дня двадцатого апреля года давнего
закричал вовсю в Кремле, на Ивановской,
дескать,
«дело у него государево!»
Кто таков?
Почто вопит?
Вот что верует?
Отчего в глаза стрельцам глядит без робости?
Вор – не вор,
   однако кто его ведает…
А за крик
держи ответ по всей строгости!..
Мужичка того
   недремлющая стража взяла.
На расспросе объявил этот странный тать,
что клянется смастерить
   два великих крыла
и на оных,
аки птица, будет в небе летать…
Подземелье.
Стол дубовый.
И стена на три крюка.
По стене плывут, качаясь, тени страшные.
Сам боярин Троекуров
   у смутьяна-мужика
бородою тряся, грозно спрашивали:
– Что творишь, холоп?
– Не худое творю.
– Значит, хочешь взлететь?
– Даже очень хочу.
– Аки птица, говоришь?
– Аки птица, говорю.
– Ну, а как не взлетишь?
– Непременно взлечу!
Был расспрашиван холоп строгим способом,
шли от засветло расспросы и до затемно.
Дыбой гнули мужика, а он упорствовал: