Текст словесного настроя на пятнадцатое октября
Зовущие струны спешат созерцать пустоту этих сладостных нот. Кто-то молчит, сознавая величье прозрачного знака. Ты, Крамомутройдэнсва, могуч и прекрасен. И только тебя одного можно принять за величье прозрачного мира. В тех зеркалах еле еще перепутаны символы пасмурной ночи. Кто-то решил перейти пламя искр на самом краю тишины и пустого огня. Даже теперь по дороге бредущим давали иные названия, чтобы опять появилась возможность стремиться туда, где еще можно вершины принять за равнины. И подлинность света может легко проводить тишину в те мечты, после которых никто никого пожалеть не способен. Жалости нет и не будет. И только величье твое, прекрасный Крамомутройдэнсва, может направить пути все туда, откуда пути эти некогда вышли, чтобы потом уже слиться со всеми озерами мира. Любой перелом будет назначен тогда, когда многое станет заметно. Тогда эти сны превратятся во что-то такое, чему и предел не положен окажется. Сотканным сном слегка оборвется желанье понять этой радуги сущность. Тут кто-то слегка перепутает запахи, выйдя на воздух из светлой зари. В тишине многое будет казаться немного иным. В этих символах неба так много будет такого, что можно считать переделанным скрежетом новых удач. Кто-то легко перейдет по дороге туда, где иллюзии становятся правдою жизни. Кто-то захочет пройти этот путь как можно скорей. Ты, Крамомутройдэнсва, окажешься главным на этом пути. Кто-то сделает мир этот ярче и несколько более печальным. Светлой печали достаточно выпытать снег у души. Кто-то молчать не способен. Тайна, какая-то тайна может тут сделать чуть больше, чем жизнь. Войти на пути может здесь тот, кто стоял у пути хоть когда-то. Кто-то уверенно движется к знакам больших перемен. Кто-то решенье принять не готов. Кто-то видит рассветы. А кто-то у стены продолжает просить и чего-то еще обещает при этом. За схемой опять будет нетрудно понять тишины этой сонное море, что расплескалось под грудою новых пределов. Теперь уже сон станет каким-то таким, что непросто его прочитать. Чья-то боль, чья-то песня печали. Нет, этого больше не сможешь ты никогда допустить, славный в веках Крамомутройдэнсва. От тебя все зависит в извилинах мира. Никто пожелать бы не мог даже большего счастья, чем выдано людям, собравшимся нынче у самого этого света костра. Как-то сразу кто-то молчащий спешил по дороге уйти чуть подальше от сумерек. Каждого дня было достаточно, чтобы начать продолженье иллюзий. Слова утверждали обратное. Фразы все так же чего-то желали понять. Пустота оказалась какой-то живой среди тишины этой яркой и очень прозрачной. Тут сделаны были в пустынное прошлое нервов излишних шаги. Искали присутствия духа в судьбе, отвечали на все те вопросы, что заданы были тебе, Крамомутройдэнсва. А путь все так же ломался под горстью запущенных стрел. Кто-то ждал с удивленьем, когда же случится все то, что случиться должно. Никто не желал уходить. Почему-то болезненно очень давались уроки твои, о великий учитель Крамомутройдэнсва. Не знает никто, как случилось, что верх оказался подвержен сомненьям? Почему оказалось, что вкусы зари так прелестны вдруг сделались? Вечность сама по себе означает так много, что от вечности смысла уйти не бывает уже никакого. И только останется счастье.
