этого мира, после которого многое станет решением усталой зари. Многое можно в себе обеспечить. И будет красиво даже тогда, когда будет нельзя говорить.
Представление первого вторника
На большом пальце вашей правой руки надет массивный перстень из очень тяжелого белого металла. И вот вы видите, как прямо на ваших глазах этот перстень начинает зеленеть, как обычно зеленеет от соприкосновения с воздухом медь. От этого перстень делается еще более тяжелым и тянет вашу руку к самой земле. Вам все тяжелее и тяжелее. Уже почти что невыносимо теперь. Но вот оно – спасение: по синему небу к вам летит орел, он все ближе и ближе, паря, он приближается к вам, садится возле вас и сам клювом своим снимает с вашей руки этот тяжелый перстень, так вас тяготивший. Как же сразу легко становится и в теле, и на душе. А орел, крепко сжимая перстень в клюве, устремляется ввысь, унося далеко за облака вашу тягостную ношу. Вы смотрите орлу вслед, видите, как далеко и высоко он превращается в точку и в конце концов вовсе исчезает.
Словесный настрой первой среды
О Крамомутройдэнсва! Великий в величии своем! К тебе, могучий, взываю, страдая и мучаясь прежними днями и прошлым в грядущем! Ты, Крамомутройдэнсва, способен на то, чтобы сделать прозрачною воду в море. Видеть тебя для меня – это верить. Простить еще можно и можно летать над пространством великого этого промысла каждого раза, где есть тишина. И вот это вот облако такое спокойное. Хочется даже, чтоб сделалось ближе радости этой восшествие. Птица крылом чуть задевает величье сознания. Но ты, Крамомутройдэнсва, многое можешь. Заря успевает собраться и слиться с громадой Космоса, идущей оттуда, где прожиты сны и спешат зеркала, сохраняя подолгу в себе оставленный знак. Все сомнения отброшены в прошлое. Легко проходить по воде в тишину. Даже видеть легко в этих снах какие-то новые мысли. Скользит ветерок по воде. Легче дышится, чем в прежнее время дышалось. Опять этот жалобный страх направил обиды туда, где сомнение стремилось быть радостным. Увидеть здесь не значит понять и простить. Лишь ты, Крамомутройдэнсва, одаришь способностью радовать всех тех, кто еще не решился направиться в сторону счастья. Заря продолжением своим устала уже лицезреть все красоты на свете. Стремительно движется к прошлому вот это грядущее. А за ним ничего уже нет. И гордость изломана. Тут слова расступились. Преграды хорошие вдруг сделались ярче и как-то заметнее. Ты, Крамомутройдэнсва, все сделал здесь так, как и было задумано. В этом призвание твое. Многое соткано миром, бегут зеркала. Море шумное никто уже больше не сможет услышать до нового утра. О том и поем на фоне заката. То гимн тебе, Крамомутройдэнсва. Ты самый великий под этой игрою ночных светил. На этом меняется радость. Игра превращается в жизнь. Порядок усвоен и спутан. Илегче тут дышится. Кто-то молил о чем-то таком, для чего не придуманы стены, и двери еще не придуманы
