Я обдумывала его слова, пока мы ели омара по-ньюбургски.
— Давайте обратимся к витражам Тиффани, — промолвил он через некоторое время. — Например, витраж, изображающий сад. Вы должны воспринимать его как витраж или как сад?
— Как витраж.
— Совершенно верно. Если будете воспринимать его как сад и попытаетесь понюхать или сорвать цветок, вы разочаруетесь, потому что отнеслись к нему с неподобающей серьезностью. Вот так же вы поступаете и в отношении оперы, потому что она связана с кем-то, известным вам. Но опера, как изобразительный витраж, представляет собой чисто эстетическое явление. Форма изображения выше правды.
— Искусство ради искусства?
— Именно.
— Не совсем уверена. Если творение искусства вызывает у меня ответную эмоциональную реакцию, то это нечто большее, нежели красивая вещь, сделанная просто для того, чтобы быть красивой. Она сотворена ради пробуждения и обогащения моих глубоких чувств.
* * *
Я хотела проверить, может ли музыка сама по себе, без уловок в виде исполнителя, декораций и сюжета, оказать на меня такое воздействие, так что когда Джордж пригласил Эдвина и меня приехать в его студию в Натли, Нью-Джерси, на концерт камерной музыки в соседнем общественном зале, я воспылала желанием отправиться туда.
После полудня погода выдалась ветреной, шел мокрый снег, а температура снижалась, хотя уже наступил конец марта. В вагоне Эдвин был еще более умиротворенным, нежели обычно.
— Ты думаешь о людях, которые приходят к тебе? — спросила я.
— Приходят ко мне?
— Те самые, «зимней бурей в пути разметанные». В такой штормовой вечер думаешь ли ты о тех, кто дрожит от холода в убогих съемных жилищах?
— Да, думаю. В такие ночи они жгут уголь на Бауэри-стрит. Собираются толпы. Иногда возникают драки за право подойти поближе к огню.
— Как звучат эти строки в стихотворении?
Приведите ко мне обездоленных,
Потерявших надежду и кров,
Зимней бурей в пути разметанных,
Не познавших тепло и любовь;
Как отбросы, страной отринутых,
Чей удел — о свободе мечта,
Приведите ко мне — и я факелом
Освещу им златые врата!
— Вот именно. Не думаешь ли ты, что бывают минуты, когда Господь держит наши души в руце своей и решает, не должны ли мы стать одними из этих несчастных? Дает ли он этим душам что-то еще, надежду или благодать, чтобы вынести все это?
— Клара, о чем ты говоришь? Это вопрос общественных потребностей, а не религии.
Я восприняла это как защиту его деятельности. Эдвин погрузился в размышления, полагаю, озабоченный тяготами Бауэри-стрит. Его полная отрешенность заставила меня забеспокоиться. Я не стала нарушать ее разговором, хотя и попыталась расшевелить Эдвина частыми взглядами. Потребовались порывы холодного ветра и беснующийся, хлещущий в лицо снег, чтобы возвратить его к действительности.
