Пузан, чью жизнь я спасла и которому совершенно не следовало так растаращиваться на тротуаре, пробормотал:
— Дело женщины — домашний очаг.
— А дело джентльмена — уступить место женщине, которой грозит катастрофа! — бойко огрызнулась я.
Если я и потерпела аварию, то это из-за вихляющегося колеса, а не из-за неустойчивой воли. К всеобщему удивлению, когда мои ноги перестала бить дрожь, я вновь забралась на велосипед и проехала всю Ирвинг-плейс, перед тем как отвести своего «рысака» в «стойло».
Тщеславие заставило меня выждать подходящее время на этой неделе, когда мужчины отсутствовали, чтобы попрактиковаться на поворотах. Я надела юбку от велосипедного костюма и обнаружила, что она чудесным образом цела — порыв был почти незаметен. Озадаченная, я запалила фитилек моей масляной лампы и обнаружила, что порыв аккуратно зашит. Подозреваю, что это дело рук Бернарда, — разве Дадли умел шить?
Я поехала к Грэмерси-парку и при неуверенном движении вперед успешно выполнила один поворот вправо и четыре влево вокруг небольшого парка. Я спешилась, повернула велосипед в обратном направлении и вновь забралась на седло, чтобы сделать четыре полуэлегантных поворота вправо. Я трудилась над этим полчаса, пока не набралась храбрости сделать попытку крутых полных поворотов на Ирвинг-плейс.
Лилиан Палмье, одна из близняшек-пруссачек, тоже обладала велосипедом, «безопасной моделью», как и у меня, с двумя колесами такого же размера и цепью, приводящей его в движение. Хотя она жила в Бруклине, но предложила привезти свой велосипед на поезде в воскресенье — поистине геройский поступок. Мы медленно проехали по Пятой авеню с дюжину кварталов к Вашингтон-сквер, прокатили под аркой Вашингтона и вернулись обратно. Я смогла без труда следовать за ней, но наезжала на нее, если пыталась ехать слишком близко.
— Управление машиной не дает вам ощущения, что вы решаете свою собственную судьбу? — крикнула я ей.
Было так упоительно раскачиваться на машинах вместе с шайкой себе подобных, что мы повторяли этот пробег до сумерек. После этого я приобрела достаточную уверенность, чтобы выезжать с Бернардом. К тому времени я «разорилась» на весеннюю шляпу для верховой езды — дешевенькое канотье, с лентой желто-коричневого цвета в тон моему спортивному костюму, — которая закреплялась двумя шляпными булавками и лентой под подбородком. Она придавала мне лихой вид. Я стала женщиной на колесах.
С большим воодушевлением Бернард и я пустились в путь в направлении Пятой авеню, что означало пересечение четырех опасных путей трамвая и конки на Четвертой авеню и двух кабелепроводов наземной канатной дороги на Бродвее.
