— Очень хорошо, — изрек он наконец.
Не великолепно. Не блестяще. Просто очень хорошо.
— Цвета хорошие. Эти три тыквы, — он указал на них, — слишком плоские. Мы хотим, чтобы они были округлыми, а общий вид производил эффект буйной, пышущей здоровьем растительности в разгар сезона.
Я подумала, что мы старались следовать картону, но возможно, на картон закралась ошибка при увеличении рисунка. Или же резчики подвели.
— Не составит труда вырезать их более выпуклыми и немного уменьшить соседние листья и фон, чтобы новые куски легли на место, — высказалась я. — Мы позаботимся, чтобы и остальные тыквы, которые еще предстоит вырезать, получились пузатыми.
— Впустите больше света в верхние участки между листьями. В окружающем нас мире ум естественно ищет свет. Это — стремление душевного голода. Джордж Иннесс[16] говорит нам об этом. Не создавайте густую листву.
— Я уверена, что мы строго следовали рисунку, — осмелилась оправдываться я.
Он бросил на меня снисходительный взгляд.
— Художник обладает исключительным правом менять свой замысел. — Мистер Тиффани постучал тростью по полу и наставительно провозгласил: — Только нескончаемая, кропотливая работа порождает шедевр, леди.
Воспоминания о проповедовании боссом этого его избитого, приевшегося высказывания было достаточно, чтобы отравить мне работу над таблицами этим вечером, над таблицами, требующими математического подхода, который никак не давался мне, а затем — педантичной работы, чтобы расписать все это. Я глубоко вздохнула над своими бумагами, сложила их в кипу и поднялась наверх в свою комнату, размышляя, сколь приятным было утро, как мне нравилась работа над настурциями до того, как студию почтил своим посещением мистер Тиффани.
Какая странная сущность у работы! Мы говорим, что работаем над чем-то, но работа тоже оказывает влияние на нас. Разделка стекла на небольшие формы, подборка гармоничного сочетания цветов, текстур и их компоновка, чтобы создать нечто прекрасное, оказывает исцеляющее действие. Оно достигается чем-то большим, нежели простая сборка. Ты даешь возможность цветам петь и сам раскрываешься на звук их песни. Когда возишься с таким навевающим спокойствие занятием, в голову лезут рассеянные мысли. Обожаемые манипуляции с цветом и светом явно делали эти мысли положительными.
Даже в моих муках отчаяния у меня сегодня утром перед приходом мистера Тиффани промелькнула мысль, что если Эдвин бродит где-то, то ему может попасться на глаза нечто веселое желтое или оранжевое, и это на мгновение поднимет его дух. Я могла только надеяться.
