— Я сама из-за неё чуть не протянула ноги! — вопила женщина, распуская нюни не хуже заправской плакальщицы. — Ты только посмотри на несчастную старуху! Вот до чего довела меня сия анафемская...
Она снова кинулась целовать мне руки, щекоча тыльные их стороны отвратительными чёрными усиками. «В её дряблых щеках скрываются скулы величиной с грецкий орех», — отметил про себя я.
— Не иначе как двести бочек масла извёл он на сей труд, цельную жизнь просидел, пытаясь истолковать то, что не поддаётся толкованию. Ребёночка ни одного мне не подарил. Каково теперь мыкаться старухе, которая не может опереться ни на одно дитё?!
Живот у неё отвисал, словно бурдюк с водой. Она, можно сказать, находилась в состоянии платонической, или, если хотите, духовной, беременности. Сим плодом философских трудов она несколько раз задевала меня по коленям: несчастная женщина ходила, не перепоясав чресел.
— А эти его фигуры и цифры! — навзрыд, задыхаясь, продолжала она. — А пять Платоновых тел, особенно пятое, которое называется додекаэдр и сродни сферическому образу Единого. Ой-ой-ой, сколько я наслушалась за это время! Только словесами никого не оденешь и не накормишь. Всё это и доконало моего старика.
Я не решался один идти с этой мегерой в её логово. Она не переставала рыдать и не умеряла своих размашистых движений. Напротив, женщина расходилась пуще прежнего: вскоре она стала похожа на амазонку с самым разнообразным вооружением. В этой разгорячённой и агрессивной атмосфере от неё во все стороны разлетались пики и дротики. Не помогало и то, что я зажмурился и пробовал отбиваться руками.
«Вполне вероятно, что в её истории нет и слова правды, — размышлял я. — Старуха не успокоится, пока не сбагрит мне свёрнутое трубкой вонючее исподнее, которое она выдаёт за Платона».
По счастью, ко мне пришли двое друзей, которые как раз и навели меня на след этой женщины и её сокровища. Они отправились со мной в подвал, где обитала бесноватая вдова. После не менее чем двухчасовой торговли сделка была заключена. Так отец обзавёлся «Тимеем», а знакомый библиотекарь, тщательно изучив сию драгоценность, не знал, какими словами расхваливать мою удачу. Ни в одном из свитков он не обнаружил потёртостей и большого износа.
— Этого следовало ожидать, — объяснил я. — Если верить старухе, её муж за всю жизнь высидел трёх «Тимеев». Перед нами самый последний экземпляр. Окончив его, старик взял да умер. Она предлагала мне в придачу его многочисленные записи, но я отказался.
