, ибо символы Танит Главнокомандующий точно видел во сне.
— Ясно? — требовательно спросил он, желая убедиться в том, что его поняли.
— Разумеется, — не совсем искренне ответствовал я.
— Завтра утром я взгляну на то, что у тебя получилось.
Итак, нужно было срочно приниматься за дело. Всё сказанное Ганнибалом я, конечно, запомнил от слова до слова, но чего он добивается, не уразумел. И вообще — как прикажете сочинять, если ещё нет одобренной версии?
Ганнибал с улыбкой смотрел на меня.
— Мой юный карфагенский Пиндар[29], — к своему удивлению, услышал я. — Скажи, с тобой было так же, как с ним: налетел рой диких пчёл и пролил мёд на уста спящего отрока?
— Терпеть не могу Пиндара! — вспылил я.
— Терпеть не можешь? Ай-ай-ай! Почему? Потому что он иногда говорит, что посылает свои песни, «как финикийский груз через седую соль»[30]?
— Ерунда! — фыркаю я. — Меня бесит другое: в одном месте он молит Зевса о том, чтобы боевой клич карфагенян и этрусков[31] навсегда смолк после поражений при Гимере и Кумах[32].
— При Гимере и Кумах? — едва ли не шепчет Ганнибал. — Это было давно. Очень давно.
Пристально уставившись на меня, он внезапно делает шаг назад. В его взоре я читаю нежность и в то же время жёсткость.
— Не ты ли с месяц назад утверждал, что Карфагену сейчас больше всего нужен мир?
— Это было прежде, чем Рим объявил войну.
— А теперь? Что больше всего нужно Карфагену?
— Победа! — мгновенно откликнулся я.
— Верно.
Больше Ганнибал не произнёс ни слова. Только на несколько мгновений, уже спиной ко мне, задержался у распахнутого полога палатки. Я заметил, как он выпрямился и подтянулся, — вылитый Орёл. По телу его пробежала лёгкая дрожь. Вот он собрался с силами и взмыл вверх. Я поспешил на его место у входа в палатку — и увидел, как Главнокомандующий ускакал во тьму с несколькими приближёнными. А может, охранниками? Меня охватила тоска, томление, кручина, которые словно тянули куда-то прочь... или ввысь... Подумать только, что творят с человеком грусть и печаль! Но куда они меня тянут? Туда, где нет противоречий, к покою и миру, к борьбе за просвещение и свободу дискуссий? На эти вопросы невозможно ответить. Надо послушно садиться за работу над онусским сном.
И вот наступает утро без Ганнибала. Я узнаю, что в стане его нет. Значит, он не прочтёт прямо с утра новый вариант текста, в который я аккуратно вписал полумесяц Танит (за бушевавшей во сне непогодой Ганнибал ясно видит сияющий в вышине символ богини). Хотя я просидел вчера допоздна, я просыпаюсь слишком рано и чувствую себя не в своей тарелке.
