— Страсть? — спросил я.
— Это всего лишь похоть, — осклабился лжец.
Я ему не поверил.
— Любовь — это теплота, это счастье и искренняя дружба, — возразил я.
— Ты когда-нибудь видел, — спросил мой сосед, — быка, который, полный теплоты и счастья, — передразнил он меня, — влезает на корову? Всё это чепуха, — закончил он.
— Она мне нравится и добра ко мне, — защищал я Гайю.
— Тогда спи с ней. Может быть, она уже много месяцев ждёт этого. Так есть и так будет всегда...
— Мы — люди, мы должны быть выше этого, наши помыслы должны быть благороднее.
— Вздор, — пьяно буркнул другой и протянул мне амфору. — Женщины только и думают, что о постели, так уж они устроены. Ты ещё ребёнок, многого не знаешь, но все мы подчиняемся законам природы.
— Я хочу любить! — с пафосом воскликнул я.
— И, — снова бросил этот человек, — залезть на самку. Так диктует природа, будь ты хоть жеребец, хоть бык, хоть человек.
— Должно же существовать нечто большее! Когда она прижимает меня к себе, обхватывает меня руками и ногами...
— Тогда ты должен дать ей то, что ей нужно, — промолвил кто-то.
Я пил и всё больше погружался в какой-то призрачный мир. Я вновь и вновь хватался за амфору, словно в ней было моё спасение, пил, и разговоры мужчин снова становились близки мне.
— Почти два года я провёл в Микенах, — сказал лжец.
— Там правит мой дядя, — вставил я с гордостью.
Никто не обратил на мои слова ни малейшего внимания.
— Пей, малыш, — напомнил лжец. — Ты, конечно, ещё веришь, что маленьких детей находят в капусте, что они, словно цветы, растут на лугах.
Он насторожился и испытующе взглянул на меня. По-видимому, он меня ни во что не ставил, поэтому не интересовался, кто я, а лишь заметил, что я ещё вряд ли знаю жизнь.
— У тебя уже есть подружка? — спросил тот, кто сидел рядом со мной.
Я кивнул — ведь Гайя и в самом деле была моей подружкой.
— Сколько раз ты уже успел с ней переспать? — добродушно поинтересовался он.
— Я пока не могу... — ответил я помедлив.
— В твоём возрасте я не упускал ни одной, что подворачивалась мне под руку, — ответил он почти по-братски.
— Тогда они лишаются своей чести, — пробормотал я самому себе.
— Ничего-то ты ещё не знаешь. Любая женщина хочет, чтобы её соблазнили. Если тебе это удастся, она будет любить тебя, будь ты хоть кривой, хоть горбатый. Всё прочее тогда не имеет для неё никакого значения.
— Пей! — сказал один из мужчин и протянул мне амфору.
