— Да хоть сейчас. Если вам удобно.
— Конечно, конечно, что за вопрос! Вы все там же живете — Дегтярная, Мытнинская, Старорусская?..
— Да. Вам продиктовать адрес?
— Он у меня где-то записан… Но чтобы не искать…
— Записывайте.
Хорошо началось утро…
Он прислушался, не разбудил ли Симу. Вроде тихо.
Когда он впервые услышал фамилию Вроцлав, то сначала решил, что это имя. И даже удивился, что столь почтенного человека, хоть и за глаза, все зовут по имени. Это было в ту пору, когда его самого развернули из аспирантуры, а в газетах разрешили употреблять слово «самоубийство». Разумеется, все валили на своих врагов: коллективисты видели в самоубийствах упадок сплоченности, индивидуалисты — подавление личности, клерикалы винили атеистов, атеисты клерикалов, коммунисты либералов, либералы коммунистов, но он-то знал цену человеческим мнениям: все они пляшут под дудку подсознания, и сами о том не подозревают. У него к тому времени тоже сложилось мнение: причина самоубийств — крах идеалов; не будет идеалов, не будет и самоубийств. И когда в тогдашней модной газете какой-то писатель призвал добровольцев удерживать несчастных перед шагом в бездну, он на этот призыв откликнулся. Писателя он не знал, потому что старался одолеть свою провинциальную некультурность, читая исключительно классиков, а современные писатели к культуре отношения не имели. При встрече, однако, они друг другу понравились, поскольку мнения имели противоположные, но зато об одном и том же.
Писатель был похож на Брюса Виллиса и выслушивал как умных, так и глупых с одинаковым любопытством и ни с кем не спорил: «Я же не учить людей хочу, а узнавать, что им кажется». Не стал спорить и с ним:
— Может, ты и прав. Но мы работать вместе не можем — я стараюсь показывать людям, что они красивые. Похожие на какие-то образцы. Что они не хуже Ромео и Джульетты. Ко мне на это и тянутся, на красоту. Не знаю, кстати, чем ты будешь завлекать своих волонтеров. Будешь говорить им, что они не лучше свиней? Так им весь мир это говорит. Я не говорю, что ты неправ, может, ты и прав. Я тоже от слишком больших идеалистов не знаю как отделаться, обычно прошу сделать какую-то нужную, но не эффектную работу, и обычно больше их не вижу. Но без идеалов ты людей не заманишь.
Инженер человеческих душ как в воду глядел, хотя говорил безо всякого злорадства, скорее с сочувствием. Знал, что народ можно расположить к себе только лестью.
И тут же предложил остаться на Вроцлава (они разговаривали в конференц-зальчике при музее Достоевского, где Брюс Виллис свил гнездо).
