Она села на готический стул и недовольно поерзала:
— На таком не очень-то расслабишься… А зачем ему такой нож змеей?
— Это малайский крис. Ему часто дарят всякие красивые вещи.
На темном дубе извилистое лезвие смотрелось очень эффектно, чеканная ящерица.
— А чего в нем красивого? На штопор похоже. Ручка деревянная…
— Но это же тропическое дерево!
— И чего?
— А потом, смотри, какая красивая чеканка.
— А, ну да…
— Скажи, пожалуйста, в ад ты веришь? — Сима села за стол напротив; чай-кофе сделались уже неуместными; она и папочкину камилавку отодвинула подальше.
— Ну, может, тех, кто убивал, воровал — тех, может, куда-то и отправляют, но нормальных-то людей за что в ад, мы ничего такого плохого не делаем.
— А сексуальные услуги — в этом, по-твоему, ничего плохого нет?
— Чего плохого — мне платят, я обслуживаю. Им нравится. Правда, денег толком никогда нет. Понимаешь, вот есть такие девчонки, им дают много денег, а мне почему-то не хотят давать. Хотя я и делаю все очень хорошо, всем нравится, бывают такие, кто повторно, там, просят что-то сделать — а все равно не хотят мне много денег давать. Я не знаю, почему. Может, я как-то отталкивающе… вид у меня внешний… Не знаю. Хотя им со мной хорошо в постели. А как денег — так нет. Может, из-за ожогов? Как думаешь?
Перешла на «ты», значит, доверяет.
— А где у тебя ожоги? Я не заметила.
Протянула через темный дубовый стол маленькие глянцевые кисти с накладными белыми ногтями:
— Видишь? Раньше вообще были фиолетовые. А на ногах еще хуже. А то бы я, может, в массажный кабинет могла устроиться.
— А ты знаешь, мой отец тебя именно по рукам и запомнил. Когда выступал на дозе. Ты в каком ряду сидела?
— В третьем.
— Правильно. Он так мне и сказал: в третьем ряду сидела удивительно интересная девушка. У нее были обожженные руки, но это совершенно ее не портило. У нее было такое ангельское выражение лица, он рассказывал, что он не мог оторвать глаз. Старался не смотреть, но взгляд сам собой возвращался. Ты заметила?
— Д-да… Он, точно, мало на меня смотрел… Так а чего он потом не подошел?..
— Он сказал, ты была такая гордая, недоступная…
Поросячье личико зарделось девичьим румянцем:
— А меня в это время дружок все время за коленки лапал… Хорошо, что твой батя не заметил, а то б такое получилось позорище!..
— Вот видишь, если бы это было хорошо, тебе бы не было стыдно. Ты же не могла бы этим заниматься в храме, правильно?
— В смысле, в церкви? Ты чо!..
— Ну вот. А разве тебе в церкви не говорили, что наше тело тоже храм Святого Духа?
